— Уважительная причина, — смеюсь я.
— Это точно, нашему холостятскому полку прибыло! А вы, девочки, холостячки? — он выдыхает застоявшийся перегар, чмокает слюнявыми губами.
Рита едва не оскалилась, Катя с интересом смотрит на этого индивидуума.
— Приглашаю всех вас в нашу тёплую компанию! — подмигивает он девушкам.
— Вам не понравится, — рыкнула Рита.
— Придём, дорогой, придём, — щурится Катя.
— Вот и ладушки, — хлопает меня по плечу, жмёт руку Эдику, без надежды пытается расцеловать наших девушек и, шатаясь, устремляется в путь.
— Упадёт, — беспокоюсь я.
— Нет, не упадёт, — утверждает Эдик.
— С чего ты взял?
— У него есть цель.
Стас скрывается в одной из комнат, на секунду вырывается музыка, довольные возгласы, дверь хлопает, принося относительную тишину.
— Вот моя комната, — пропускаю друзей вперёд.
— Что ж, неплохо, — осматривает моё скудно обставленное жилище Катя.
— Занавески надо повесить, — с хозяйским видом замечает Рита.
Эдик ищет холодильник, находит его под брошенным на него махровым полотенцем, ставит туда коньяк и продукты.
— Коньяк тепло любит, — Катя улыбается краешком губ.
— Да? — сильно удивляется Эдик.
— А ещё, перед глотком, бокал с коньяком необходимо согреть в ладонях.
— С тёплым спиртным солёный огурец в горло не полезет, — Эдик назидательно поднимает длинный перст.
— Так коньяк с солёными огурцами не пьют! — в возмущении восклицает Катя.
— С селёдкой что ли? — осклабился Эдик.
Катя, выбитая с толку замолкает, затем, догадывается, что Эдик просто напросто потешается над ней, грозит кулаком.
— Вы, пока располагайтесь, а я на губу смотаюсь.
— Ты не задерживайся, Кирилл, есть очень хочется, — Рита ходит по комнате как хозяйка.
— Парней веди к нам, — предлагает Эдик.
На этот раз, на мой стук в фанерное окно гарнизонной гауптвахты, открывается дверь, на пороге возникает колоритная фигура начальника сего заведения, майора Таранова. Мощными плечами подпирает дверные косяки, смотрит отческим взглядом, поглаживает выпирающий живот, китель расстёгнут. У него нет авторитетов, поговаривают, даже офицеров на губе запирал и, вместе с рядовыми заставлял тупым ножиком пилить брёвна, затем, ровными штабелями укладывать дрова на заднем дворе гауптвахты.
Профессиональным взглядом скользнул по сумке, замечает силуэты от бутылок:- Заходи, — посторонился он, — ведёт в кабинет, там сидит знакомый прапорщик, что выпустил меня в прошлый раз. Он хмуро улыбается, отсаживается в сторону, освобождая место. На столе нагло стоит водка и много закуски, в углу, на батарее, сушатся портянки.
— А это тот рядовой, что неожиданно стал… старшим лейтенантом, — не сводит с меня пристального взгляда прапорщик.
— Могу я посмотреть ваши документы? — хмурится майор.
— Нехотя достаю удостоверение офицера КГБ.
Майор быстро глянул в документы, взгляд становится ещё более враждебным:- Чем же мы заинтересовали столь влиятельные структуры?
Не мешкая, достаю водку, испытывая неловкость, ставлю на стол.
— Правильный подход, — взгляд майора Таранова смягчается.
Прапорщик мигом наполняет стаканы из початой бутылки, я обречённо вздыхаю, кладу на чёрный хлеб кусок белоснежного сала. Чокнулись, выпили, пищевод, словно вспыхнул огнём, чертыхнулся в душе, вновь чистый спирт.
— Хлебом занюхай, — даёт профессиональный совет майор Таранов, — ещё по одной.
Прапорщик незамедлительно наполняет стаканы. Выпиваем, чувствую, мои глаза неумолимо сходятся на конус. Неожиданно майор обнимает меня:- Наш человек, — улыбается он, — говори!
— За своими пацанами пришёл, — я не стал водить му-му.
— Кто такие? — нахмурился майор Таранов.
— Ли и Осман.
— Это те, что пруд вычёрпывали? — с насмешкой спрашивает он.
— Они.
— Забавные хлопцы, — неожиданно у майора смягчается взгляд, — сколько мы их не прессовали, а всё напрасно, крепкие ребята.
— Настоящие орденоносцы, — с уважением подтверждает прапорщик.
— А зачем, вы это, их прессовали? — заикаясь от возмущения, говорю я.
Что-то меня начинает тихонько развозить, тянусь за водой, мне услужливо плеснули ещё спирт.
— Это определённый опыт, закаляет. Сильному человеку только на пользу, а слабый становится ещё слабее, — назидательно изрекает майор Таранов и неожиданно ревёт:- Костыленко, мать твою!
Поспешно вбегает плотный сержант, отдаёт честь, лицо бледное от ожидания.
— Ли и Османа сюда!
— Есть! — восклицает сержант и, словно испаряется. Буквально через десяток секунд вталкивает моих товарищей, лица у них чёрные, губы плотно сжатые, глаза горят как молодых волков.
— Осман, Ли! — встаю я, обнимаю их под добродушные смешки прапорщика и майора.
— Тащи их за стол, — покровительственно громыхнул майор Таранов.
— Кирилл, что за шутки? — шепнул Ли.
Осман с невозмутимым видом садится рядом с начальником гауптвахты, в глазах ноль почтения.
— Эх, жеребец! — хлопнул по его широкой спине майор. — Не держи обиды на старого дядьку, это же почти родительская любовь! — он собственноручно накладывает в тарелки котлеты и жареную с луком картошку и наливает в стаканы грамм по сто спирта.
— Выпьем, что ли, братья славяне, — Ли едва заметно усмехнулся, — за нашу Родину, за наш народ. Смерть империалистам! — мы чокнулись.
— Эх, ребята, ребята, вот смотрю на вас, а сердце кровью обливается. Нормально ведь, живём, страна сильная, с тысячелетней историей, а рухнет всё в одночасье. Польётся кровь пацанов, шакалы будут рвать страну на куски, развалится советская империя на мелкие брызги, — у Ли и даже Османа округляются глаза в удивлении. Для них это бред, наша держава как никогда мощная и независимая, ничто не должно даже колыхнуть этого колосса и ещё, слышать это из уст товарища майора, нечто невероятное. Но я знаю, это произойдёт, поэтому вздыхаю.
— Вот и ваш друг это знает, — проницательно замечает моё состояние майор Таранов. — Ладно, что должно произойти, то произойдёт, но в любом случае, надо постараться остаться людьми, — неожиданно его глаза блеснули, словно от набежавших слёз, а может, то спирт испаряется.
Мы долго не сидим, да и майор не стремится нас удерживать, прапорщик выдаёт документы и ремни.
— Будет желание, заходи. Станешь генералом, вспомни старого майора, — добродушно улыбается он.
Идём по заснеженной улице, ветра нет, с тихим шорохом падают тяжёлые снежинки. Воздух чистый, быстро вышибает из организма весь алкоголь.
— Ты словно небес слетел, — блеснул белками глаз Осман, — ещё немного, сержантов зубами рвать начал.
— Издевались? — понимающе спрашиваю я.
— Это у них называется: «профилактическая работа с личным составом с целью пресечь в дальнейшем рецидивы», — хохотнул Ли. — Самое гнусное, в туалет не пускали. Затем, засыплют всё хлоркой и… всех туда, толпа мочится, а дверь они закрывают. Через часик открывают, кто может, тот выползает, других вытягивают за руки.
— М-да, стану генералом, зайду, — с угрозой обещаю я. — Ну, а вообще, как в роте?
— Нормально. Замполит, разве, что взъелся. Мне кажется, с мозгами у него не всё порядке, — Ли улыбается, раскосые глаза превращаются в едва заметные щёлочки.
— Гимн Советского Союза под строевой шаг пытается приспособить, вторую неделю бьётся, результат нулевой, совсем со слухом у него не в порядке. До ночи маршируем на плацу, такое ощущение, бабы у него нет, — чуть ли не с грустью замечает Осман.
— Похоже на то. Катюша его подковырнула на этот счёт, так он побледнел, даже трусы покупать не стал, — усмехаюсь я.
— А кто такая Катюша? — хитро глянул Ли.
— Напарница.
— Хорошенькая? — улыбается Ли.
— Это не то, о чём ты подумал, — отмахиваюсь я, — да сейчас с ней вас познакомлю и… с Ритой тоже.
— Ах, ещё и Рита есть? Уважаю. Мужчина, — Ли продолжает меня подкалывать. Неожиданно до меня доходит, это у него так проявляется реакция после всех издевательств на губе.