Не сводя с него взгляда, достаю драконий камень. Он раскален, разбрызгивает огненные брызги, но вреда мне не причиняет. Алексей делает шажок в мою сторону, на лице вспыхивает торжество. Кусаю губу, тонкая струйка крови устремляется к земле, окрашивая снег яркими пятнами.
— Уходите, иначе напою камень кровью, — меня трясёт как в ознобе.
Воины Христа делают ко мне шаг, их лица искажаются в немыслимой ярости.
— Стойте! — выкрикивает им Алексей. — У нас есть книга, дракон отдаст нам камень, когда попадёт в страну нового бога. Там магия книги усилится в сотни раз. Зря не хочешь стать моим другом. А помнишь, как тебя на тренировке вырубил? — мстительно заявляет он, — теперь, ты обречён.
Внезапно он словно падает и оборачивается волком, издевательски махнул хвостом, мочится на пень и затрусил в лес. Воины Христа, скрипнув зубами в бессильной злобе, побрели следом за волком-оборотнем.
Новый бог? Кого они так называют, неужели генерала? А он тщеславен, ишь как зарвался. А не много ли ты на себя берёшь? Вспоминаю его насмешливый взгляд, когда он обозвал меня сынком. Какой притворщик, а с виду нормальный мужчина. Угораздило Стеле иметь такого отца! Стискиваю зубы, боль в прокушенной губе неприятно вспыхивает на морозе. Слизываю кровь, чувствую языком, как ранка затягивается. А ведь, неплохая регенерация, с удовлетворением замечаю я. Что ж, генерал, ты бросил мне вызов, я принимаю его. Значит, цитадель твоя в метро. Ничего и там тебя настигну.
С этими мыслями заворачиваю к Особому отделу. Белов Леонид Фёдорович встречает меня с особым радушием, даже подсуетился, наливает чай с коньяком. И откуда он узнал о моей привычке так отогреваться?
— Докладывай. Ты же не просто так зашёл, — его взгляд доброго дедушки буквально расторгал. Смотрю на него, и даже клык под губой вызывает симпатию. Теперь в полной мере понимаю насколько он прав. Не остановить сейчас генерала, это начало Армагеддона.
— Сегодня встречался с его уполномоченным, предлагал мне сделку, камень на книгу.
Шеф даже не стал спрашивать, что это за книге такая, видимо, сообразил, вещь — могущественная.
— И какое решение принял? — с грустью улыбается он.
— Тянуть больше нельзя, его логово в заброшенном метро. К сожалению его нельзя оставлять в живых, уж очень далеко зашёл — богом себя возомнил!
— С генеральским размахом, — неожиданно у полковника глаза блеснули торжеством. — Впрочем, и ни таких обламывали. Ты, Кирилл Сергеевич, операцию всю забирай под свой контроль. Катю береги, несмышленая она ещё девочка, полезет на рожон, а я привязался к ней, — по-стариковски вздыхает он. — А мне необходимо покинуть вас, командировка. Война войной, но и о службе забывать нельзя. А к метро можно на лыжах подойти, снег немного утрамбовался. Патронов побольше возьмите, — что-то бесовское мелькает в его взоре, но… наверное, привиделось, его взгляд необычно мягкий. А ведь, действительно переживает, возникает у меня мысль. С симпатией улыбаюсь шефу, киваю. Он крепко жмёт мне руку, пристально смотрит в глаза:- Берегите себя, вы, последняя надежда, так сказать, последний оплот.
Вся группа в общаге. Разложили оружие, забиваем рожки до отказа патронами с серебряными пулями, готовим альпинистское снаряжение, укладываем тёплые вещи, консервы, воду. Кто знает, сколько времени проведём под землёй.
Впору ехать на снегоходах, даже лыжи проваливаются в мягкий, искрящийся на утреннем солнце, снег. Как редко бывают под Москвой такие зимы. Обычно, серое, нависшее над землёй, небо, ни единого проблеска светлых лучей. Дни без контраста, скользкие дороги, чёрный дым из труб частных домов, вороньё — их целые стаи — словно чёрные семечки, рассыпанные на белом покрывале.
А сейчас над нами пронзительно синее небо, ни единой тучи, яркое солнце и… сумасшедший мороз, сплюнешь, слюна падает ледяной сосулькой. Даже намёка на ветер нет, тишина, лишь скрип от лыж и потрескивание деревьев. Ночью было ближе к минус пятидесяти, сейчас потеплело — чуть больше сорока. Вот так началась первая неделя декабря.
Интересно то, а ведь народ воспринимает такие лихие морозы нормально. Это б в моё время, в 2013 году, интернет пестрил бы страшными заголовками об аномальной зиме. Кто-то любит поднимать шум, заражая беспокойством и страхом простого обывателя. До того доведут людей, что обычные проблемы, вызывают в них панику. Помню, писали в интернете про случай в благополучной Америке, там отключили электричество!!! Большой мегаполис погрузился во тьму. Это событие, некоторые горожане, восприняли как… реальный Конец Света. Были случаи, даже прыгали, в безумном страхе, из окон небоскрёбов. А оказалось вот что, какой-то электрик, уронил стремянку в центральной трансформаторной подстанции прямо на оголённые шины, произошёл взрыв, и началась цепная реакция отключений электричества.
В военном обмундировании, предназначенном для спецподразделений, увешенные оружием, за плечами вместительные рюкзаки, пыхтим по свежему снегу. Мороз щиплет нос, губы и щёки теряют чувствительность, скорее бы уже метро.
А вот и оно! Появилось неожиданно, словно прорвало сугробы. Чёрный ход закрыт решёткой, но замок давно сбит с петель, покореженная дверь приоткрыта, из глубин подземелья дует ветер.
Осман и Ли первыми скользнули внутрь, по стенам забегал луч от мощного фонаря:- Чисто! — слышится голос аварца.
Протискиваюсь между прутьями, моментально окутывает темнота, но и теплее становится значительно. Затем появляется Катя, уткнулась мне в спину, обдав одуряющим ароматом дорогих духов, Рита сразу пошла вперёд, она, как оборотень, лучше всех нас видит в темноте, последним вползает Эдик.
— Билеты надо покупать? — вырывается у него смешок.
С удивлением глянул на него. Неужели боится? Нет, всё же, шутит.
Двинулись по недостроенной станции. Как назло, звук от шагов чётко разносится в пространстве. Снимаю с плеча автомат, вставляю рожок с патронами, передёргиваю затвором. Вокруг Риты колыхнулся призрачный контур питбуля, Ли, вскрикнув, шарахается в сторону, тут же раздаётся язвительный смешок Кати:- Привыкай, солдат, то ли ещё будет.
Ли говорит нечто нечленораздельное.
— Не ругайся, — зло рыкнула девушка-оборотень.
— Да тихо, вам! — прикрикиваю я.
Что-то нервы у всех напряжены, не дело. А Рита меня весьма сильно беспокоит, уж очень в последнее время у неё испортился характер, совсем исчез со щёк, часто появляющийся румянец, её открытая улыбка, в глазах постоянно появляется холодный блеск беспощадного зверя.
Подходим к чёрному провалу, здесь планировалось устанавливать эскалатор. Из стен торчат мощные металлические балки, виднеется путаница из арматуры, обрывки толстых верёвок, видимо здесь побывали искатели приключений на свою жо…у. Измочаленные концы верёвок ни о чём хорошем не говорят.
Скидываем вещи, готовим верёвки, беседки, обвязываемся, щёлкают карабины, навешиваем самохваты. Осман чётко следит за нашими приготовлениями, он великолепно разбирается в альпинистском снаряжении, горы заставили его знать все тонкости спусков и подъёмов по неприступным скалам.
Верёвки привязываем к толстым балкам, свистят концы, брошенные умелой рукой, спуск готов. Осман первый прыгает в темноту, свет фонаря беспорядочно мельтешит в кромешной тьме, увязая в путанице металлоконструкций.
Через некоторое время, далеко внизу, зажёгся огонёк, словно гигантский светляк. Сигналит, значит всё в порядке.
— Теперь ты, — касаюсь хрупкого плеча Кати.
— Эх, в мои, то годы такие подвиги, — шутит она и бесстрашно сползает вниз.
— Сколько ей лет? — в некотором замешательстве спрашивает Ли.
— Скоро восемнадцать, — усмехаюсь я.
— А у меня такое чувство, что ей не меньше тридцати, — сознаётся Ли.
Рита хмыкает, щёлкает над его головой страшными челюстями, Ли, от греха подальше, живенько проваливается в шахту.
— Ритуля, чего на него взъелась? — с укором говорю я.
— Больно он мне нужен, — рыкнула она и прыгает вниз. Верёвка натягивается как струна, словно под чудовищным весом.
— Теперь ты, — обращаюсь к Эдику.
Он лихо скользнул вниз, почти полностью ослабив верёвку на рогатке, мгновенно исчезает в темноте. Обладая такими мозгами, быть таким шалопаем. В голове не укладывается такой симбиоз, но Эдик странный во всём.