— Да, — спокойно отвечает аварец.
— Так вот что я вам скажу, — краснощёкий подвигается к нам и тихо говорит, — мы прибыли сюда, чтоб извести эту злобную, — он запинается, глядя на лучившееся добротой лицо Йогини, но собирается силами, продолжает, — под её внешностью срывается злобная старуха — Баба Яга.
— Угу, Костяная Нога, — насмешливо хмыкает Катя.
— Верно, — в некотором замешательстве соглашается он. — Так вы с нами или нет? — его курчавая борода воинственно вздёрнулась.
— Так понимаю, вы нацелились убить Йогиню, якобы спасти детей? — со скепсисом говорю я, глядя на сидящих в отдалении Вышеня и Тарха. Мне ясно как день, они прекрасно знают о замыслах против Йогини, но не проявляют беспокойство, значит всё под контролем.
— Почему якобы? Именно, спасём, и Великий Сварог нам поможет, — горячо отвечает он, а в глазах разгорается к нам неприязнь, он понимает, от нас поддержки не найдёт, теперь думает, станем мы раскрывать их замыслы или нет, в любом случае постарается, что бы мы молчали, вот и сабли незаметно достают.
Тем временем посвящаемых, девочку и мальчика ведут к Пещи Ра. Йогиня лично помогает им улечься в чистое, не заполненное хворостом ложе.
— Вот видите, их сейчас начнут сжигать, — краснощёкий предпринимает последнюю попытку найти в нас союзников.
Внезапно вижу, как словно расплываются и исчезают луки с колчанами и стрелами. Воины с рычанием вскакивают на ноги, с растерянностью глядя на исчезающее оружие, хватаются за мечи, но и те, истончаются и выскальзывают из рук.
— Что за наваждение? Колдовство! В печь Бабу Ягу! — кричат они и ищут, что бы взять вместо оружия. Вот уже и ветки ломают у дубов, настырные… однако.
Пространство колыхнулось, проскочили ветвистые молнии, суровый Вышень возникает у них на пути и те замечают его.
— Прочь с дороги, старик! — зло кричит краснощёкий, но в голосе звучит страх.
— Вся беда в том, забываете вы своих предков, многие обряды становятся вам неизвестными и поэтому ненавистными, — звучит грозный голос и бесчисленные смерчи пробежали по небосклону.
Рядом с Вышенем возникает Тарх, скрестив руки, в великом сожалении смотрит на воинов.
— Кто вы? — у краснощёкого лицо и вовсе становится цвета свеклы, руки безвольно опускаются. — Вы боги! — внезапно озаряет его.
— Мы, как и ты, дети Единого Творца-Создателя, но ты прав, для вас мы боги, я Вышень, отец славного Сварога.
Как подкошенные падают воины, в мольбе протягивают руки.
— Не следует мне молиться, помолитесь о своей душе. Забываете вы предков своих, этим плодите беды, вот и Лихо родилось на погибель вам, — грозно сверкнул глазами Вышень.
— Мы детей хотели спасти, — пискнул краснощёкий.
— Нет, воин, их не собираются сжечь, но дают будущее, они станут жрецами и овладеют тайными знаниями.
— Прости нас, — склоняют воины головы.
— Много зла делается от незнания, вы должны вспомнить, то, что утеряли, иначе смешается всё, и Реальность будет иная, — с горечью говорит Вышень.
— И что нам нужно делать?
— Вы должны быть одним народом, в этом сила. Знайте, кто хочет вас разъединить, тот Враг.
Вышень и Тарх растворяется в воздухе и оказывается в том месте, где были раньше.
— Как камень с души упал, — прошептал краснощёкий, — всё сомнения мучили. Теперь я чётко вижу, там, где лежат дети, стены не закопчённые, чистые и белые, их не коснётся огонь.
— Всё верно, — вздыхаю я. К сожалению, эти люди прозрели, но другие будут слепы, и начнётся извращении веры и истории. Вероятно, в чём-то наивны древние боги и этим воспользуются нечисть Пекельного мира.
Прижавшись, друг к другу, дети сладко засыпают, дверца закрывается, явственно слышится звук падающей перегородки, разъединяя печь на две части, в Пещи Ра вспыхивает всё очищающий огонь.
Перед глазами возникает свечение, я вижу взгляд Бога, это не Вышень, или Тарх, не Сварог, Перун, или даже Великий Род — это другое… на меня смотрит… Бог.
Гл.33
В миг перед глазами возникают миллиарды миров, нет возможности понять, осознать и объять всё это. Их пронизывают незримые нити и уходят в Него. Стоит Ему лишь оборвать одну из них, и целые Вселенные захлопнутся во всёпоглощающем коллапсе, но могут и расцвести новые звёздные системы, возродится жизнь в невероятных своих проявлениях. Обгоняя друг друга, проносится прошлое, настоящее и будущее, всё смешалось и царит гармония Великого Хаоса. Ни одному живому существу не дано воспринять Его замысел, то что очевидно, не всегда верно и наоборот.
Мне хочется задать множество вопросов, но Он словно передвигает пешку, в шахматной игре и я вижу последнюю клетку с чёрным королём.
Резко обрывается запах цветов и луговых трав, свежий воздух заменяет смрад от пожарищ и холод пронизывает до костей.
Москва — она в едком дыму, кругом развалины, всюду раздаются леденящие душу вопли, свирепое рычание и злой хохот. Всевозможные монстры копошатся среди обломков бетона и искорёженной арматуры, пытаются достать ещё живых людей. В воздухе парят упыри, высматривают добычу, иной раз, как орлы, срываются в штопор и вновь слышатся истошные человеческие крики.
Мы в белых, лёгких одеждах, она не защищает от холода, но хорошо скрывает от врага. Оглядываюсь вокруг, местность не могу узнать, мы не у больницы, вроде как вижу развалины входа в метро.
— Это вход в станцию Кропоткинская, — крупно дрожа от холода, говорит Костя Сталкер, в его руке, в такт тела, выписывает пируэты пистолет, сейчас единственное наше оружие.
— Всё же выбрались из ловушки, — глубокомысленно изрекает Эдик.
— И что дальше? — растерянно говорю я.
— Хотя бы ствол, где найти, — озирается по сторонам Осман.
— Ребята, кто это? — Катя, вздрагивая от жгучего холода, указывает взглядом на горящие автомобили, между ними пробирается растрёпанная женщина, вот она приостанавливается и на нас глянуло единственное око.
— Блин, Лихо Одноглазое! — выругался Эдик.
— Стреляй! — рыкнул Осман, выпучив налитые кровью глаза.
— Не могу, — всхлипнул Костя Сталкер, — это, ведь, женщина.
— Что?! — вскричали все хором.
— У меня не поднимется рука на женщину, — срывающимся голосом говорит он, опуская ствол вниз.
— Дай сюда, — вырвал пистолет Осман, — ты ненормальный, Костя, это не женщина! — аварец, не раздумывая, нажимает на курок.
Сухо трещат выстрелы, пули веером размело в стороны, а Лихо, подперев руками бока, жутко рассмеялось.
— Её так просто не убить, — Катя в упор смотрит в её единственный глаз и, это просто невероятно, Лихо отводит взгляд, что-то собачье появилось в лице, но мгновенно искажается звериной злобой.
Осман вновь целится, но спотыкается, падает на колени, ствол пистолета прижимается к его груди и он «случайно» нажимает на курок, Лихо приоткрывает рот в ожидании, голодная слюна капнула вниз, но раздаётся… осечка.
— Осечка у тебя вышла, Лихо! — звонко крикнула Катя. В её руке пылает драконий камень, а из прокушенной губы стекает алая капля крови.
Лихо, стремительно вырастая в размерах, со злобным шипением метнулась вперёд, но и тело Кати изгибается, звенит сверхпрочная чешуя, с оглушительным грохотом расправляются исполинские крылья. Катя, вероятно уже Гзела, вытягивает шею, увенчанную острейшими шипами, насмешливо смотрит на великаншу, сшибает её пламенем, но у Лихо сгорают лишь волосы, обнажая неровный череп.
— Не всё так просто! — рокочет голос и Лихо разрастается до немыслимых размеров. Она становится даже больше Кати, толстой, как ствол тысячелетнего дуба рукой, сшибает её на землю. Как пух разлетаются в разные стороны бетонные балки, рассыпаются в прах обломки зданий, взрываются автомобили, в ужасе разбегается в стороны всевозможная нечисть, с неба срываются вниз обугленные туши упырей, земля содрогнулась, и ползут по ней бездонные трещины.
— Вирг! — раздаётся Катин вопль, и я понимаю, она обращается ко мне. — Тебе нужно убить Чёрного дракона, уходи!