Отцвела сирень. Любовь вместе с ней тоже.
Когда позвали на первую роль в кино, Вера, конечно же, поддержала. Она мечтала вместе с ним когда-то сыграть большую роль. Но раз сама не может, то пусть муж…
Одна роль, другая. Постоянные разъезды по съемочным площадкам. Популярность стала набирать обороты.
И вот уже Вадим Метлицкий попадает на обложку журнала «Советский экран».
Вера отпустила с легким сердцем. Ей хотелось, чтобы он продолжал их мечту, развивался, не сдерживал себя и свои порывы.
Удивительно, но с тех пор между ними появилось взаимопонимание, которого не было в пик влюбленности. Оглянувшись, они заметили, что есть друг у друга, как самые родные, любимые люди, но, увы, не мужчина и женщина. Только родители сына.
Уже немало!
Мать, конечно же, обожающая невестку, устроила головомойку. Где же это видано - советский человек из семьи уходит? Да как так можно? Вот мы с твоим отцом…
Вадим в нежном возрасте считал отца сказочным персонажем, живущим в письмах-треугольниках с фронта и на старой фотокарточке с оборванными краями.
Ему было два года, когда началась война. В памяти осталась суета эвакуации. Битком набитая теплушка. Долгий путь в солнечный хлебный Ташкент с его запахами восточных специй, фруктов и лепешек из тандыра. Там клен называют «чинара», варят вкусный плов, угощая всех по праздникам, а гранат растет посреди улиц.
Яркими пятнами вспоминались жаркие дни, проведенные в Азии. Как и всех мальчишек-узбеков его стригли коротко. Старшие пацаны со двора брали его с собой купаться в арыках. Мать работала на хлопковом комбинате, а отец по-прежнему оставался образом с фотографии.
Но в один прекрасный день приехал человек без одной руки. Военная выправка. Колючий взгляд. И резкое чувство неприязни, страха вспыхнуло внутри маленького Вадика. Суровый человек и есть отец? Тот самый, который сражается с фашизмом на далекой войне? Тот, кто любит его и маму?
Вадим смотрел на мужчину и не чувствовал любви. Только оценивающий взгляд. Был двухлетний карапуз, а теперь – шестилетний загорелый узбечонок, только взгляд синий с поволокой, широкая улыбка.
Когда-то мужчина смотрел на мир так же, мог улыбаться.
Война отучила.
Выела ржавчиной душу, оставила непомерную усталость и желание построить новую жизнь, раз старая пошла под откос. Пришлось возвращаться в Москву, которая казалась мальчишке чужой, суетливой и холодной.
Пришлось привыкать к новому ритму жизни, дворовым пацанам, не охотно принимающих новенького в уже устоявшуюся компанию. Вадику не понравилось, что старшие обижают щуплого мальчишку, все прегрешения которого перед дворовым братством – новенькая одежда и велосипед. Роскошь, которую не могли себе позволить обитатели послевоенных коммуналок.
Так началась дружба с Костиком…
С отцом Вадим ладить так и не научился. Скупой на похвалы, жесткий к жене и сыну Юрий Метлицкий не принял ни увлечений, ни профессии отпрыска. До самой его смерти между ними вспыхивали ссоры: пара слов, неосторожно оброненных, устраивали пожар. Крики, взаимные обвинения. Мать не вмешивалась. Только испуганно ойкала, пряталась в комнате, пока на кухне шли дебаты.
Вадим пообещал, что не будет со своими детьми таким. Только вот с Андрюшкой не может найти общего языка. Не пускает его сын к себе в душу. Не обижается. Не устраивает бунтов. Пытается разговаривать на равных.
Пусть так.
Всяк лучше, чем постоянные скандалы. До недавнего времени в их хрупкий мир никто не вмешивался. Вадим мог говорить с сыном, ничего не требуя, только объясняя, а тот выслушивал, правда, делал на своё усмотрение.
Пока не случилось ему познакомиться с Анькой. Андрея как подменили. Никогда еще сын не показывал характера. Но вот в общении с Анькой колючки отрастил знатные, да и жена номер два не отстает…
Анька…
Ворвалась ураганом, с ума свела, Кармен клятая!
Легко сыграла на слабостях, на нежелании уступать и проигрывать.
Неделя бешеной страсти с поцелуями до крови, прикушенными губами и следами ногтей на спине; с ревностью и битой посудой; с скороспелой свадьбой в небольшой коморке ЗАГСа. Как же, отказать известному артисту не могут, пойдут на встречу…
Да лучше б послали куда подальше, анонимку в театр написали. Быть может, совсем другая жизнь была.
Что толку сожалеть? В сожаленьях до смешного мало толку. Придется отвечать за дурость. Хотя бы видимость приличий сохранить.
Вера долго и громко ругалась. Не то чтобы ей была интересна личная жизнь бывшего мужа. Ревнивой дурищей первая жена никогда не была. Она за друга переживала. Не нравилась ей дамочка, ой, как не нравилась.