- Наплачешься ты с ней, Вадик! Помяни мои слова! Ты для нее – игрушка! Как только сниматься меньше станешь, успокоишься – всё! Забудет твоя Анька, как тебя звали!
Традиционная сигарета была вырвана из рук бывшей жены и безжалостно затушена о перила балкона.
- Не кури! Верка, ты слушаться когда будешь?
- Шовинист хренов, - буркнула та. - Ты когда будешь слушать умных людей и на слабо не вестись? Тебя предупреждали, что мадам с капризами, амбициями? Да! Так нет, любитель экзотики, повелся! Тебя как ребенка провели. Женили, дурака, а он теперь не знает, что делать с новообретенной женушкой.
- Вер, а, правда, дурак? – буркнул Вадим, понимая правоту бывшей жены, а ныне боевой подруги.
- Правда! Костик тоже подтвердит. Одно радует: будете редко видеться с разными рабочими графиками. Завтра разводиться вам нельзя. Один скандал за другим – для тебя даже чересчур. Погоди немного. Страсти улягутся. Тогда и думай, что делать.
Вот и думает уже почти два года, что делать…
Анька думать не хочет. Ей подавай красивую жизнь, мужа для поддержания статуса, ворох комплиментов и поклонников побольше. Но талантлива, зараза! От арии Кармен мурашки по коже. Глазами темными сверкает. Свою красоту на показ выставляет. Фам-фаталь, не иначе.
Развод – дело хлопотное. Для начала надо Анну из Италии вызвонить, заманить в Союз. Чувствует, всё чувствует, не хочет отдавать свою законную добычу. Грозит скандалом, разоблачением и еще бог весть чем, чего нет. А придумать – растереть да плюнуть.
Больше всего на свете Вадим не любил чувствовать себя в ловушке. Быть загнанным зверем, не иметь возможности для маневра. Жизнь ополчилась на него по всем фронтам: запрещенные фильмы, назначенные роли; женщина, сумевшая воспользоваться слабостью, заставившая играть по своим правилам.
От былой страсти остался лишь пепел. Из желания обладать рождалась тихая ненависть, а позже пришло унылое безразличие.
Он в Москве делал всё назло женушке, она в Милане платила ему той же монетой. Не устраивала скандалов, не упрекала. Снисходительно улыбалась полными губами в красной помаде. Виделась ему в той улыбке не томность, а хищный оскал матерой волчицы, не желающей никому уступать жирную кость.
Апатия накрыла с головой. Не спасала любимая работа. Спектакли превратились в монотонную рутину.
Каждый раз серьезный разговор с Анной заканчивался нечем. Даже сжатые до боли плечи вызывали у нее ухмылку. Играла на публику она всегда гениально.
«Сверху» давили и уже не намекали, указывали напрямую: уважаемый Вадим Юрьевич, если станет известно о втором вашем разводе с не менее уважаемой Анной Леонидовной, то о главных ролях и театре можете смело забыть. О крупных ролях в кино – тем более. Негоже известным людям жениться и разводиться. Не на «гниющем Западе», чай.
И в миг, когда, казалось, просвета впереди нет, Вадим встретился с болотом глаз. Утонул в трясине, откуда нет спасения. Сама того не зная, ведьма бросила ему вызов. Глупая девчонка не поняла, кем для него стала: спасением, надеждой на лучшее, любимой, самой желанной.
Впервые захотелось сделать что-то для нее. Настоящее. Хорошее.
Отпустить.
Прогнать.
Не стоит он ее будущего, карьеры. Упрямая дурочка не уходит. Как котенок бездомный тянется за лаской, хоть сколько его от себя не отпихивай.
Смотрит глазищами, как насквозь просвечивает. Будто знает о каждом потаенном его уголке души. Даже то, что сам от себя прячет и без надобности не вспоминает.
Затушив третью по счету сигарету в пепельнице, Вадим вернулся к спящей Ксюше. Девушка приподняла голову, сонно пробормотала:
- Опять курил? Не надоело здоровье гробить?
- Спи, заботливая моя, - буркнул Вадим, забираясь под одеяло. Ксения тут же прижалась к нему, оплела ногами.
- Уже не хочу. Рассвет скоро.
Комната наполнилась серым сумраком. Из приоткрытого окна потянуло свежей прохладой.
- Ксень, вот что ты делаешь? Почему ты здесь? – в очередной раз Вадим задал вопросы, не ожидая получить на них правдивые ответы. – Я тебя не держу. Хочу сделать хоть что-то для тебя.
- Я так хочу. Сколько раз можно! Я тебе надоела? – она закусила губу, сдерживая слезы. Как хорошо он выучил эту ее привычку. Вот опять, сделал больно, сам того не желая.
- Нет, конечно, нет! Глупенькая моя, - прошептал он, покрывая ее лицо короткими поцелуями. – Хочу тебя уберечь. Меня уже не спасти, а ты еще можешь, Ксюша, можешь жить, не связываясь с системой. Я заложник, и ты рискуешь потерять себя рядом со мной.
- Плевать, на все плевать! Не гони меня, не решай за нас двоих, пожалуйста. Дай мне хоть немного себя…
Неужели не видит, что он отдал ей себя всего?
Пустил в душу в тот самый миг, когда их взгляды встретились посреди июньской ночи. Когда он, сломя голову, кинулся вдогонку шальной девчонке, вздумавшей идти по проселочной дороге, не боясь темноты.
Утром в ее квартире Вадим не мог понять себя. Зачем поддался на ее молчаливые уговоры? Как смог утонуть в тепле ее податливого тела? Что теперь делать с ней? Будь проклято всё!
Анька, карьера, вечная борьба за свое мнение…
Пусть летит под откос всё то, что раньше создавало иллюзию его комфорта. Не отпустит теперь свою ведьмочку.
А она исчезла. Как и не было.
Осенней ночью вновь объявилась, снова утащила за собой в омут.
Не убежать ему. Им двоим.
А город продолжает давить со всех сторон: гул машин, смог, плавящийся асфальт летом. Надо бросить всё к черту, убежать отсюда прочь. Может быть, и сны перестанут терзать так часто.
Кто и о чем хочет предупредить его? Не нужно ездить так быстро? Смешно. Кроме скорости у него было небо, и то украли.
Хочется вернуться к старенькому самолету, сесть в кабину, и Ксюшку с собой прихватить. Разделить пьяное счастье и блюз ветра с любимой девочкой. Пусть ощутит то же, что и он, когда крыло машины рассекает воздушную плоть…
- Мне сон снился, - прошептала Ксюша. – Мы с тобой летели на цеппелине. Ты прижимал меня к себе, а внизу было море. Хочу на море…
- Всё будет, моя ведьмочка.
- Когда?
- Да хоть сегодня. Берем билеты, летим в Ялту. Море, солнце, лето. Согласна?
- Да! Я каждое лето была в Ялте, у бабушки…
- Завтра там будешь. А теперь спи.
Вадим сомкнул веки, прижимая к себе Ксению. Он внутренне сжался, ожидая увидеть кровь на руках, осколки битого стекла, услышать скрежет металла. Только неведомый бог сновидений в этот раз оказался милостив.
Автомобиль исчез. Растаял в небытие.
Кабина самолета тускло освещалась лампой приборной панели. Красный огонек упорно напоминал о том, что топливо должно было закончиться три часа назад. Ночной полет подходил к концу. Под крылом ветер глотал последний блюз…
Пусть так. Лучше так, чем остаться в железной коробке посреди узкого переулка Москвы. Упасть с высоты, узнав небывалую эйфорию полета. Прожить кратчайший миг счастья, поднявшись к своду небес. Если падать, то только так.
Всё же, сны могут дарить не только беспокойство, но и забвение…