– Хорошая работа, – сказал незнакомец приятным баритоном, и Слепой подумал, что, исполненная таким голосом, отлично прозвучала бы «Прими это, как мужчина». Но в подобной мысли было что-то неуловимо неправильное, порочное, словно он пытался подтасовать реальность под только что возникшие иллюзии. Он понял, что незнакомец обладает опасным шармом.
Слепой пожал плечами и ответил грубее, чем следовало:
– Обычная работа.
– Тем лучше. Значит, мое предложение не должно застать вас врасплох.
Человек в черном изящным жестом запустил два пальца в боковой карман, выудил оттуда визитную карточку и бросил ее на стол.
Совершив несколько оборотов, словно балерина в белом, карточка замерла перед Слепым точно на краю отполированной локтями доски. Наклонившись и не снимая очков, тот прочел короткую надпись без всяких выкрутасов:
Г-н Домино
импресарио
Слепой криво ухмыльнулся, показав щербатые зубы. «Импресарио»! Это не тянуло даже на хохму. По его мнению, шутнику в черном было самое место в ресторане «Элизиум», где слащавые и жеманные сестрички Монд мяукали под слащавый и жеманный рояль педераста Луи. Но сигара… Сигара искупала все и заставляла иначе взглянуть на ситуацию. В противном случае злая шутка обходилась слишком дорого и удовольствие не окупалось. Слепой знал не понаслышке кучу гораздо более простых способов поиздеваться над нищим музыкантом.
– Что вы скажете насчет десяти тысяч за один концерт? Правда, играть придется далековато отсюда, но я берусь бесплатно доставить вас на место. Четверть гонорара вы получите в задаток, который я могу выплатить здесь и сейчас.
Слепой тупо глядел на тлеющую сигару. Названная сумма была слишком огромна, слишком нереальна для него, и потому происходящее казалось ему дурным сном. Дурным по той причине, что он уже представлял себе горечь пробуждения. Но не хотел просыпаться.
Да, сумма была запредельной. На эти деньги он мог бы безбедно жить несколько лет (при условии, что удастся их сохранить), а главное, он мог бы купить себе хороший инструмент. Шоферы-дальнобойщики рассказывали, что в столице есть антикварные лавки, где продается что угодно, даже… даже электрогитары. Ведь в столице была электростанция, и богатые люди могли позволить себе электрическое освещение по ночам, и еще там были элитные клубы, в которых, по слухам, супермузыканты играли для кучки избранных – играли так, как в старые добрые времена потерянного рая. Бас, ударные, орган Хэммонда, духовая секция. Это звучало фантастически – во всех смыслах. Легенды, эпос, городской фольклор… Слепой боялся даже думать о подобных вещах. Слишком болезненная штука – несбыточные мечты. Хуже этого только разбитые надежды. Нет, он не позволит, чтобы незнакомец причинил ему боль. Когда-то у него была сплошная рана вместо сердца, а теперь – рубец, который не расцарапать ничем. Разве что пробить ножом, но это будет означать окончательное избавление от мук.
– Спасибо за сигару, – сказал Слепой. – Господин Домино, что я могу сыграть для вас? До рассвета ваше время. Вы его купили – и меня впридачу со всеми потрохами. Но только на эту ночь. А потом катитесь к черту.
Господин Домино не обиделся, хотя, взглянув на него единственный раз, можно было смело утверждать, что тот, кто его оскорбит, горько об этом пожалеет. Но со Слепым он остался безупречно вежливым.
– Боюсь, вы меня неправильно поняли. Я плачу вам за единственный концерт, после чего вы можете вернуться в эту дыру и продолжать в том же духе.
После этих слов он сделал что-то совсем уж безумное – достал пачку крупных купюр и отсчитал две с половиной тысячи. Закончив, небрежно перебросил деньги на сторону Слепого.
В кафе воцарилась липкая зловещая тишина. Теперь Слепой ждал только одного – пули в голову. Он отдавал себе отчет в том, что никто из находившихся в «Дереве Иуды» не видел прежде таких денег за всю свою жизнь. И еще в том, что многие из этих людей были готовы прирезать собственную мать за пятидесятую часть его гонорара.
То, что в кафе не случилось кровавой бойни, впоследствии объясняли массовым гипнозом. И гипнотизером был человек в черном. Он легко манипулировал человеческими пороками и животными инстинктами, но делал это совершенно незаметно для окружающих.
– Почему я? – спросил Слепой голосом более хриплым, чем обычно. Он уставился на деньги, которые были, несомненно, реальны, – так же реальны, как кислые запахи пива и людского пота, как заплеванные доски пола, как вся эта сраная жизнь.
Господин Домино развел руками с неподдельным сожалением.
– Все очень просто. По сведениям моего гм… работодателя, вы – последний в своем роде. Да-да, не удивляйтесь. Я знаю, что говорю, ведь я объездил весь Юг. Увы, дерево засохло. Мы уже не в силах вдохнуть в него жизнь, но, если угодно, еще можем позволить себе полюбоваться последним побегом. Это придаст особую цену вашему концерту, и мы готовы платить. Возможно, даже удастся сделать запись. Разумеется, в таком случае мы предложим вам отдельный договор. Все ваши права будут строго соблюдены. В этом мире ценится только утраченное. Как ни печально, мертвая музыка стоит гораздо дороже живой.
Слепому потребовалось некоторое время, чтобы переварить последнюю фразу, и все равно он не был уверен в том, что правильно уловил ее смысл. Он обвел взглядом опостылевшие стены и рожи. Разве у него были причины отказываться?
– Когда нужно ехать?
– Если отправимся прямо сейчас, к следующему вечеру будем на месте. Хотите что-нибудь взять с собой? Может быть, захватите свою подругу? – Домино выглядел так, словно заранее знал ответ.
Слепой ласково погладил гриф гитары.
– Вот моя подруга.
– Отлично. Значит, вы свободнее многих из нас, хотя и не догадываетесь об этом.
Когда они рука об руку выходили из «Дерева Иуды», их провожала тишина.
Снаружи была тьма, и свист ветра, и звезды во тьме. Черная приземистая машина стояла, почти неразличимая, на обочине дороги, и почему-то никто еще не разобрал ее на части или хотя бы не разбил стекла, как случилось бы с любой другой неохраняемой тачкой. Но что-то ее, наверное, охраняло. Во всяком случае, не было видно даже подозрительных теней в подворотнях и назойливой попрошайки по прозвищу Заноза В Заднице, обычно клянчившей у входа в кафе. Слепого это вполне устраивало. Он не любил скандалов, шума и крика, если только гитарные струны не кричали о разбитой любви или не визжали от соприкосновений с бутылочным горлышком.
Машина оказалась достойна своего владельца. Столь же солидная, респектабельная и на вид надежная. Слепой уселся рядом с водителем, положив гитару на заднее сиденье. Он чувствовал себя слишком грязным и вонючим для этого мягкого кожаного салона, подсвеченного зеленоватым сиянием приборов.