Мишель Бакос сидел впереди, в кабине летчика, приглашенный туда Халивни. Он не чувствовал радости от своего освобождения, думая об увиденных им убитых.
Из отдельных слов, которыми Халивни обменялся с заложниками, он понял, что они высоко ценят Бакоса, и во время полета поблагодарил француза за его отношение и отношение всего экипажа к заложникам-евреям.
— Не понимаю, за что вы меня благодарите, — ответил Бакос. — Заботиться о пассажирах — моя работа. За это не следует никакой благодарности.
В первом самолете летели солдаты отряда атакующих сил Части и парашютисты. Кто-то уснул, другие сидели тихо, погруженные в свои мысли, некоторые время от времени обменивались фразами — в основном о подробностях акции, а были и такие, кто давал выход своей радости от успеха операции и от того, что они летят назад, домой, не пострадав физически. Доктор Давид сидел один, с лицом, исполненным печали оттого, что увидел, от смерти, которой не смог помешать, несмотря на все свои усилия. Ни на минуту не ощущал он покоя от того, что все позади, а опять и опять возвращался мысленно к своим действиям по оказанию помощи раненым. Сделал ли он все возможное? — спрашивал себя Давид.
Во время полета, чтобы скоротать время, летчики включили радио и, к своему удивлению, поймали по «Галей ЦАХАЛ» сообщение о вторжении в Энтеббе. Велико было их возмущение, ведь им, совершенно беззащитным перед любым, кто захочет их сбить, еще предстояло пересечь границу между Египтом и Саудовской Аравией. Позже, услышав по радио заявление Иди Амина о том, что он снова захватил аэродром Энтеббе, летчики и солдаты разразились веселым смехом.
К утру перед ними возникли израильские «фантомы», явившиеся сопровождать их на оставшемся пути. Для людей эскадрильи это было дивное зрелище. Для них операция закончилась в этот момент.
Только оказавшись в воздушном пространстве Израиля, заложники стали как-то приходить в себя, проявлять первые признаки радости. В девять сорок три утра самолет приземлился на базе военно-воздушных сил в Тель-Нофе. Доктор Эран спустился с самолета, держа в руках портупею Йони, которую позаботился еще в Энтеббе сунуть за носилки, на которых лежало его тело. Он искал кого-нибудь из Части, кому бы мог передать портупею, и, увидев офицера, который должен был заменить Йони в его должности, отдал портупею ему. Позже, придя в Часть, офицер вытащит оттуда помятую пулю «Калашникова» из очереди, попавшей в Йони.
С заложниками провели инструктаж, на котором их попросили не рассказывать журналистам ничего о том, как их освободили. Потом все вернулись назад в «геркулес» и полетели в Лод, на устроенную там многолюдную встречу. Спускавшихся по трапу заложников встретили, размахивая флагами, с пением и плясками, их со всех сторон окружили фотографы и журналисты. Халивни ждал в самолете вместе с экипажем, пока заложники и с ними фотографы немного отдалятся. Когда те ушли, спустился и он. Снаружи пилот встретил Игаля Алона, бывшего в то время министром иностранных дел Израиля.
«Солнце сияет, акация цветет…» — начал Халивни и вместо того, чтобы закончить цитату из «Сказания о погроме» Бялика: «А убийца убивает», поднял руку и сказал: «А флаг Израиля вздымается ввысь».
Услышав это, Алон разрыдался.
Тем временем остальные самолеты приземлились в Тель-Нофе. Выйдя из кабины, Шани прошел к расположенному в хвосте самолета выходу. «Мы были более или менее теми же, какими шли на операцию. Первый, кто поднялся в момент приземления в самолет, был Рабин. Первый, к кому Рабин обратился, был я. Первый вопрос, который он задал, был: „Где Йони?“ На лице — потрясение. Он хотел видеть тело».
Солдаты части спустились с самолета. Когда вышел Муки, к нему обратился Перес: «Как случилось, что Йони убили?»
«Он шел первым и первым погиб», — кратко ответил Муки[96].
Снаружи был большой шум, и Дани Даган сказал Амицуру: «Давай смоемся отсюда. Возьмем „мерседес“ и смоемся». Амицур вел «мерседес», в котором сгрудились другие бойцы Части. Приехав на базу, Амицур поставил «мерседес» на стоянку и выключил мотор. Позже, при неоднократных попытках завести машину, мотор не включался.
Выйдя из машины, Дани увидел бригадного генерала Авраама Арнана, ожидавшего их в Части. Авраам хотел узнать у Дани, как случилось, что Йони погиб. Дани рассказал ему то немногое, что знал, — как получил в Энтеббе сообщение от Шауля, что у Йони «ранение средней тяжести», а через короткое время он уже был мертвым в самолете. (Шауль получил от д-ра Давида во время операции сообщение, что состояние Йони очень тяжелое, но до Дани оно дошло в измененном виде.) «Одно не соответствует другому», — сказал Дани. В этот как раз момент появился и д-р Давид, пройдя мимо них с опавшим лицом. Авраам и Дани подошли к санчасти, где доктор разгружал свой рюкзак и расставлял медицинское оборудование по местам. Авраам — он никак не мог примириться с фактом смерти Йони, которого очень любил, — стал добиваться у Давида, все ли возможное тот сделал для спасения жизни Йони, не ошибся ли в чем-то. Давид с мрачным видом объяснил ему, что никогда не посылал сообщения, будто у Йони «ранение средней тяжести», как раз наоборот, он сразу понял, что положение критическое, и предпринял, по своему разумению, все необходимое. Авраам прекратил расспросы. Смерть Йони — за которого он воевал, чтобы тот получил командование Частью, и которого видел, как он говорил, своим преемником — была свершившимся фактом.