По бронетягачу сразу с нескольких точек ударяют пулеметные очереди немцев, и огонь прижимает ремонтников к корме. Солдаты, выставив автоматы, плашмя легли на жалюзи за рубкой тягача.
Я смотрю на этих замасленных военных работяг-мастеровых — сержантов Александрова и Трубенка, старшего лейтенанта Архипенко и других и думаю: ремонтная служба... Их дело как будто и не боевое, непосредственно в бой с противником они вступать не должны. А попробуй под пулеметным огоньком на поле боя — отремонтируй танк! Или эвакуируй поврежденную машину из-под огня в безопасное место! Это мало отличается от самого боя.
О работе ремонтников не говорю: поистине каторжный труд; как и когда отдыхали наши ремонтники — это и сейчас для меня загадка! А тогда, на войне, они и сами толком объяснить не могли: «Работаем... Надо!» И все!
В каждой роте тяжелых танков «ИС» ремонтной службой и технической эксплуатацией боевых машин, кроме командира роты, руководил его заместитель по технической части. У него был помощник: механик-регулировщик в звании старшины. Этим «технарям», как их звали в полку, танков было не положено. Передвигались они на мотоциклах с коляской, где был необходимый набор инструментов для мелкого ремонта и регулировки агрегатов боевых машин. Трудно представить, как они ухитрялись на поле боя передвигаться за танками на таких мотоциклах... И все-таки передвигались, от танков не отставали!
Эвакуацией с поля боя подбитых танков и их средним ремонтом занималась рота технического обеспечения, которой командовал старший техник-лейтенант Грачев. Для этого в РТО были и бронетягачи и соответствующие ремонтные средства: летучки.
Кроме того, в полку была служба артиллерийского вооружения, на которую были возложены снабжение боеприпасами, ремонт вооружения и оптики. Эту службу возглавлял капитан Масалыкин.
И еще служба снабжения горюче-смазочными материалами, очень важная и громоздкая. Полная заправка одного танка — более полутонны дизельного топлива плюс масло. В ходе боев служба ГСМ тесно взаимодействовала со службой технического обеспечения.
Если же танк был поврежден так сильно, что при помощи полковых ремонтных средств в строй его не возвратишь, такую машину эвакуировали на армейский СПАМ — сборный пункт аварийных машин. На СПАМе производили капитальный ремонт танков.
* * *
Броневой тягач — тот же танк, только без боевой башни. Вместо нее сварена из брони рубка.
Странно он выглядит. Танк без башни, что человек без головы. Словно огромный черный жук подлетает он к подбитому боевому танку. Механик-водитель останавливает машину так резко, что многотонный ее корпус как бы приседает.
Первым спрыгивает капитан Кузнецов. За ним, словно горох, сыплются ремонтники. Узнаю зампотеха роты старшего техника-лейтенанта Березина и механика-регулировщика старшину Мелихова. Перекинув автоматы за спину, ремонтники бросаются к буксирному тросу: под огнем снять его тоже непросто!
Разноцветными искрами отскакивают от брони пули. Заквакали мины, засвистели осколки, прижали солдат к земле. Двое тянули буксирный трос, и он извивался по мостовой, как удав.
Потом Березин вскочил на броню подбитого танка и застучал по командирскому люку прикладом автомата. Спустя минуту крышка люка пружинно отскочила от брони, и в просвете показалось черное лицо в опаленном танкошлеме. Я узнал Бокова.
Крышка откинулась до вертикального положения, и в башню протиснулся Мелихов: по всей видимости, люди в экипаже танка ранены и бессильны что-либо сделать сами.
Через некоторое время танк дернулся вперед, потом назад. Зарычали шестерни передач, мотор несколько раз с надрывом взревел и заглох...
Экипаж из танка не выходит. Люк заряжающего не открылся. Еще раз из левого люка выглядывает черное лицо командира танка, он что-то кричит капитану Кузнецову. Ремонтники успели набросить трос на буксирные крюки и побежали назад за бронетягач. Одного из них товарищи тянули на руках, его зацепила пуля или задело осколком мины.
Все танки роты вели бой, помочь машине Бокова не могли. Десантники старались оттеснить фашистских истребителей подальше от подбитого танка. Это помогало: вот уже несколько «фаустов» ударили в мостовую, не долетев до танка; дальность полета этой гранаты не более ста пятидесяти метров. Зато сильно досаждали немецкие автоматчики, стреляя из окон домов.
Наконец повернулась башня подбитого танка. Спаренный пулемет Бокова начал полосовать по окнам. Затарахтел и курсовой пулемет, пули полетели над самой землей. До немцев было не более двухсот метров...
Зарычал тягач, потащил «ИС» из боя. Танк, прицепленный тросами за корму, катился за бронетягачом и огрызался, прикрывая себя и ремонтную бригаду огнем пулеметов.
Вдруг взрывом немецкого снаряда перебило один из буксирных тросов, и танк развернуло влево.
Снова спрыгивают ремонтники и снова под взрывами и пулями накидывают трос вместо оборванного. Наконец подбитый «ИС», увлекаемый бронетягачом, скрывается среди развалин.
Вот так на поле боя работали наши ремонтники: это была боевая музыка, а не просто работа!
* * *
Еще не доложили о потерях, еще я не знал о состоянии экипажа Бокова, но уже было ясно: бой проведен успешно, рота «ИС» гвардии старшего лейтенанта Гатиятулина действовала отлично. После уничтожения «Ягд-пантеры» огневой заслон, преграждавший нам путь вперед, распался. И мне кажется, что сейчас там, впереди, за догорающей «Ягд-пантерой», уже нет сопротивления! Такое чувство охватывает всегда в первый момент после удачного боя. Так кажется... Так хочется.
Минуту-две можно себе дать отдохнуть. Не больше! Мы отбрасываем башенные люки, и прохладный воздух заполняет башню. Как приятно его вдыхать, как обмывает он наши разгоряченные лица. Сейчас бы еще холодной водички: во рту, как наждак.
Автоматчик из взвода Муратова приводит двух пленных танкистов. Оба унтер-офицеры, в коротеньких чёрных курточках, в брюках навыпуск. На малиновых петличках — серебряные черепа: эмблема танковых войск вермахта. Молодые, рослые парни из экипажа сгоревшей «Ягд-пантеры»; им удалось выскочить.
— Какая часть? — спрашиваю по-немецки.
— Самоходная бригада, господин офицер!
— Какие самоходки? Где находятся в обороне?
— Про всю бригаду не знаем. Наша рота имеет самоходки «Ягд-пантера», вот такие! — Немец показывает на горящую машину.
— Я видел еще самоходки «Ягд-тигр», — добавляет второй унтер-офицер, и глаза его умоляюще смотрят на меня.
— Может быть, «Фердинанд»? — переспрашиваю немца; с «Ягд-тиграми» нам встречаться не приходилось.
— Нет, не «Фердинанд»! «Ягд-тигр», «Ягд-тигр»! (немец говорит «тигер»). У него пушка калибра 128 миллиметров! И еще пулемет! Они за Ландвер-каналом. — Он показывает рукой на север. — Там сектор «Зет»! Центр!
Танкисты переглядываются, потом один говорит:
— Еще видел на марше «Элефант», господин... — Он показывает на свой нос и прикладывает к нему растопыренные пальцы руки.
— «Элефант» очень большая машина, больше ста тонн! — добавляет другой. — Это такой зверь! Зоо! Зоо! — Он тоже прикладывает обе растопыренные ладони к носу, потом к ушам, хлопает ими по щекам.
Разговорчивые стали немцы: не успеешь задать вопрос, тут же отвечают, перебивают друг друга. Невольно вспоминаю немцев начала войны: из них выжать слово было тяжело-тяжело... Теперь-то другое дело!
Но впереди снова вспыхивает яростная стрельба, разговаривать больше некогда, хотя интересно узнать, что это за зверь такой у противника — «Элефант»? Такого мне еще не приходилось видеть. Приказываю автоматчику отвести пленных в штаб армии. Там их допросят с переводчиком более подробно. Сам я владею немецким слабовато. Понимаю достаточно, а вот в разговоре слаб.
— Что ж это за «Элефант», а? Ты понял, Юра? — обращаюсь я к адъютанту, он лучше меня владеет немецким.
— Что-то не очень понял. Какой-то большой зверь с длинным носом и ушами хлопает! Так я понял...
— Может быть, слон? — вступает в разговор командир танка.
— Похоже. Немцы любят звериные имена.
— Ничего, не испугались! Укротили, вот... — Старшина Николашин кивает на догорающую «Ягд-пантеру». — Мало им названия «пантера», так еще и «Ягд» добавили, что это означает, а?