В толпе раздались голоса:
– Отправляйся к предкам, Чиун! Нуич наш новый Мастер! Отошлите старика домой!
Лежа в придорожной пыли, Римо слышал эти слова и понимал, что они означают. Ему хотелось крикнуть: «Чиун, спасайся, эти люди не стоят и твоего плевка!» Но он не мог вымолвить ни слова. Римо слышал не только голоса толпы. Он услышал и другой голос, который он знал много лет, голос, научивший его мудрости. Но сейчас он звучал совсем по-другому, казался старческим и усталым. Голос произнес:
– Хорошо, я отправлюсь к предкам.
Это был Чиун, но голос его не был похож на прежний. Истинный голос Чиуна был совсем другим. Сильным и решительным. Однажды, когда Римо умирал от ожогов, он слышал голос Чиуна и запомнил его. Чиун тогда сказал:
– Римо, я не позволю тебе умереть. Я собираюсь причинить тебе боль, но ты останешься жить, потому что ты обязан жить.
И в другой раз, когда Римо был отравлен, он в забытьи слышал голос Чиуна:
– Живи, Римо, живи! Этому я тебя и учил: жить! Ты не можешь умереть, не имеешь права стать слабым, не можешь состариться до тех пор, пока твой ум не позволит тебе этого. Твой разум превосходит твою силу, он более могуч, чем мускулы. Слушай, что тебе говорит твой разум, Римо. А он говорит – живи!
Таков был истинный голос Чиуна. А голос этого старика выносил себе смертный приговор, и это не голос Чиуна. Так сказал себе Римо. Это был голос самозванца, потому что Чиун не смеет умирать, и Римо обязан сказать ему об этом. Римо скажет ему «Чиун, ты должен жить!» Но для этого надо заставить себя двигаться.
Правая рука Римо была вытянута. Превозмогая боль, он заставил себя ощутить кончиками пальцев пыль, пошевелил указательным пальцем и почувствовал пыль и грязь, забившиеся под ноготь. «Смотри, Чиун, я жив, – думал Римо, – жив, потому что мой разум приказывает мне жить. Я помню твои слова, даже если ты забыл их». И Римо заставил себя шевельнуть средним пальцем.
Его левая рука лежала под головой. Боль обожгла плечо, словно раскаленная кочерга, когда он чуть пошевелил рукой. «Разве ты не говорил мне, Чиун, что боль – это цена, которую нужно платить, чтобы остаться в живых? Боль принадлежит живым. Только мертвые не испытывают боли».
Римо снова услышал торжествующий и громкий голос Нуича, требовавшего, чтобы Чиун сейчас же отправился к морю, вошел бы в воды залива и шел, пока его голова не скроется под водой и он не окажется там, где находятся его предки. Он услышал и голос Чиуна, тихий, печальный и слабый, голос человека, понесшего огромную утрату. Он говорил, что не может уйти, пока не совершится его примирение с предками.
Римо ощущал боль в правом бедре, в разорванных мышечных волокнах. Первый раз удар по этому месту нанесла Линетт Бардвел, а потом Нуич разбередил старую, слегка затянувшуюся рану.
Римо повращал крепко зажмуренными глазами. Он ощущал свои мускулы, чувствовал, что они существуют, и, сжав губы, чтобы не закричать от боли, напряг их. Такой боли он еще не испытывал никогда. «Но, Чиун, разве боль не говорит о том, что я жив?»
Теперь он услышал другой голос. Он был незнаком Римо и, должно быть, принадлежал корейскому чиновнику, стоявшему рядом с Чиуном и Нуичем. Голос говорил, что у Чиуна остается еще несколько минут, прежде чем он отправится к предкам, а американца следует прикончить так, как предложит Нуич. Но труп его нужно будет переправить в американское посольство в знак протеста против проникновения шпионов в славную Корейскую Народно-Демократическую Республику.
Напрягая мышцы ноги от бедра до икры, Римо обнаружил, что левая нога еще действует. А кроме того, работал главный орган – мозг. Его ум был хозяином тела, разум управлял плотью. Римо облизнул губы, ощутив на языке грязь, и от этого разозлился на самого себя за падение, на Чиуна за отказ от борьбы, на Нуича за то, что тот всегда стоял у него на дороге.
Но больше всего он злился на себя.
Он перестал прислушиваться к гулу голосов, а заговорил сам с собой, беззвучно, обращаясь к своим собственным мышцам, которые услышали его, потому что стали двигаться.
Толпа утихла, слышалось только невнятное бормотание, которое покрыл голос Нуича. Он обратился к Чиуну:
– Старик, у тебя осталось пять минут.
А затем Римо услышал другой голос и поразился, потому что это был его собственный голос. Он говорил громко, будто не чувствуя боли. И он поблагодарил свой разум, заставивший его тело двигаться.
– Еще не время, пес!
Раздался крик толпы: жители деревни, обернувшись, увидели стоящего на ногах Римо. Его черное кимоно было в пыли. Но он стоял, жители деревни не верили своим глазам. И все же он стоял, улыбаясь и пристально глядя на Нуича.