И все-таки сердце не давало покоя. Сидя дома, она слышала, как по аулу со звонким смехом и песнями гуляли парни и девушки. Джумагуль то подходила к двери, то возвращалась снова. Понимая состояние дочери, Санем сказала:
— Не горюй. Когда-нибудь и для тебя взойдет счастливая заря и птица радости сядет тебе на руку.
Но Джумагуль уже убедилась: птица радости — существо ненадежное, привередливое, и угадать ее полет так же трудно, как трудно предсказать будущее. Каким-то оно явится для девушки? В шелковом халате беззубого муллы? Или в бедняцкой одежде молодого статного парня?
Погасив коптилку, Санем и Джумагуль лежали в полутьме, думая каждая о своем.
В дверь постучали:
— Тетя Санем. Бай велит вам с дочерью идти на двор. Есть работа.
— Где спор, там и мулла готов, а где работа, там уж наша забота, — роптала Санем, подымаясь с постели. — И ночью не даст отдохнуть... Пойдем, дочка.
Несмотря на то что шел последний месяц весны, аул еще не вышел из зимовок. Юрты одни богаче, другие победней, тесно жались друг к другу, будто стадо, застигнутое холодами. Особняком стояла лишь большая и высокая юрта Кутымбая, покрытая яркими кошмами. В эту юрту обслуживать гостей и послали Джумагуль распорядители свадьбы.
Она вошла в юрту, низко склонив голову, не смея поднять глаз или проронить слово. Присев на корточки, начала осторожно поправлять огонь в очаге, подкладывать сухие ветки саксаула. По голосам, то хриплым и басовитым, то громким, то гнусавым, она определила, что в юрте несколько мужчин. Через некоторое время Джумагуль уже различила самодовольный с характерной тягучестью голос Кутымбая. Затем слуха ее коснулся отвратительный шамкающий голос Айтен-муллы. Остальные были незнакомы.
Немного пообвыкнув и осмелев, Джумагуль краешком глаза взглянула туда, откуда доносился властный, надменный голос. Его владельцем оказался тучный мужчина с седой головой. «Неужели это и есть жених Бибигуль?» — ужаснулась девушка и повела взглядом в другую сторону, в самом дальнем углу, положив перед собой раскрытую книгу, сидел старик в белой чалме. А рядом с Кутымбаем вполуоборот к Джумагуль лежал, опершись на локоть, молодой человек с черными курчавыми волосами. В тот момент, когда девушка украдкой разглядывала его, гость повернулся, и Джумагуль чуть не вскрикнула — это был тот черноусый всадник, которого видела она на берегу Еркиндарьи. Его устрашающий вид так поразил тогда Джумагуль, что она и потом, много дней спустя, вспомнив о нем, содрогалась. И вот сейчас он снова перед ней... Первым желанием ее было вскочить и бежать из юрты. Но Джумагуль сдержала себя. Еще ниже склонив голову и уже не рискуя поднимать глаз, она сидела перед очагом, и одна мысль сверлила ей голову: «Хорошо, чтобы он оказался женихом Бибигуль. А не то — ох, боюсь — как бы мне не оказаться у него в лапах!..»
А гость, будто разгадав ее мысли, в упор уставился на Джумагуль, беззастенчиво разглядывал ее косы, склоненную голову, сжавшуюся в комочек фигуру.
Девушка ощущала этот взгляд всем телом. Горячая кровь бросилась ей в лицо. В ногах появилась мелкая противная дрожь. Кумган с кипятком чуть не выпал у нее из рук. Джумагуль закусила губу.
Спасение совершенно неожиданно пришло от Кутымбая. Видимо, желая развлечь гостей, он завел разговор, и все повернулись в его сторону.
— Значит, друг мой Дуйсенбай, в конце концов ты стал моим зятем! — подмигнул присутствующим хозяин.
— Мой ясновидящий мулла всегда говорил, что я плохо кончу, — хохотнул Дуйсенбай, отчего все его тело заколыхалось.
Теперь Джумагуль уже знала точно: жених — Дуйсенбай. «Но, боже мой, — думала девушка, — ведь он ровесник отца Бибигуль!»
— Ну, если у жениха есть желание в последний раз перед свадьбой повеселиться, сейчас мы ему это удовольствие доставим, — мстительно усмехнулся Кутымбай и крикнул кому-то стоявшему за порогом: — Эй, там, позовите-ка сюда Айшу!
Джумагуль хорошо знала эту старую, давно овдовевшую женщину. Долгими зимними вечерами они, бывало, вместе с Бибигуль засиживались в ее тесной прокопченной юрте. Но в памяти Джумагуль это были самые светлые, самые интересные вечера: Старая Айша, колдуя над очагом, рассказывала девочкам древние предания и диковинные легенды. В них жили смелые, красивые, благородные герои. Они повергали могущественных врагов и погибали за свободу. Они были верны в дружбе и самозабвенны в любви. И все в этих легендах было чище, ярче, прекрасней, чем в жизни, которая окружала, давила и неволила бедных девочек... Сотни сказаний, тысячи удивительных стихов умещались в седой голове Айши, и Джумагуль испытывала к ней смешанное чувство наивного детского восторга и какого-то священного трепета.