По охапкам сена, разбросанным то тут, то там, по кучкам свежего конского навоза, который приходилось сметать из-под всех стен большого байского двора, женщины догадались, что ночью в доме были гости. По-видимому, вместе с ними уехал куда-то и Кутымбай, потому что его породистого пегого жеребца на месте не оказалось.
Санем обрадовалась — как хорошо, что бог избавил их на этот раз от встречи с байскими гостями. Не любила, побаивалась Санем этих встреч. Обычно в такие дни она старалась отправить Джумагуль куда-нибудь от греха подальше. А если не удавалось, строго-настрого- запрещала ей умываться и причесываться: пусть ходит по двору чумазая и растрепанная.
«О господи, почему ты не дал мне сына? — мысленно восклицала Санем, укрывая дочь от вожделенных взглядов подвыпивших гостей. — Как хорошо и спокойно мне бы тогда жилось!»
Впрочем, не только поэтому невзлюбила Санем байских гостей. Уж так повелось, что каждый их приезд сулил аульным жителям какую-нибудь новую беду, нежданную напасть. Санем никогда не забудет, как байские гости, вооруженные саблями и винтовками, угоняли из аула молодых парней. Седые старухи со сгорбленными спинами цеплялись за стремена, ложились под копыта холеных коней, истошно кричали и царапали ногтями свои сморщенные, иссушенные лица. Но всадники только молча отталкивали старух, отдирали от стремени их скрюченные пальцы и угоняли аульных джигитов неизвестно куда, неизвестно зачем. Бородатый наездник, должно быть старший среди байских гостей, сердито выкрикивал непонятные и оттого еще более устрашающие слова: «Рекруты... мобилизация... тыловые работы...». В испуге прижав руки к груди, Санем шептала тогда слова благодарности богу: «О господи, спасибо, что ты не дал мне сына! Я бы такого не выдержала».
Однажды, правда, — в прошлом году это было — появились в ауле другие гости. Они тоже кормили своих коней на байском дворе. Но потом собрали на улице всех мужчин и женщин аула и долго толковали им о том, что в России свершилась революция, власть перешла в руки трудового народа и отныне все будут свободны и равноправны. Санем поняла тогда их слова таким образом, будто белый царь сброшен с трона и вместо него теперь царствует новый, который, как объяснили приезжие, защищает бедняков, заботится о простом народе. Однако странные гости уехали, а в жизни Санем, да и других односельчан, ничего не переменилось. Все так же в поте лица своего работали они на бая, так же недоедали и мытарствовали... Конечно, рассуждала иногда Санем, сидя вечером вместе с соседками у горящего очага, цари, по преданиям, бывают разные — хорошие и дурные, жестокие и справедливые, но какой же царь заботится о простом народе? Нет, такого в преданиях не упомнит даже всезнающая тетушка Айша...
Но сегодня, к великой радости Санем, от байских гостей остались только разбросанное сено и куча навоза. Пока Джумагуль подметала и поливала двор, мать торопливо готовила завтрак. Наконец, сбив масло, вынув из тандыра горячую лепешку, поставив на поднос свежезаваренный зеленый чай, Санем в положенный час отправилась в юрту хозяев. Когда она вошла, жена бая быстро поднялась с постели и стала перед нею так, чтобы заслонить собою внутренность юрты. Санем передала ей поднос, поклонилась, и тут взгляд ее случайно упал на постель, где лежал какой-то незнакомый мужчина. Нет, Санем не могла ошибиться: у Кутымбая не было таких пышных черных усов, и глаза у него были совсем не такие — узкие, припухшие. А у этого... Но зачем было Санем его разглядывать? Она повернулась и быстро вышла на улицу. «Как же это она себе позволяет? — не то испугалась, не то возмутилась Санем. — Грязная женщина».
Через несколько минут жена бая вышла из юрты, спокойная, надменно улыбающаяся.
— Эй, вдова, где твоя дочь? — с подчеркнутым пренебрежением и дерзостью обратилась она к Санем. — Пусть принесет дрова, разожжет очаг в большой юрте. Холодно стало.
У Санем задрожали руки: посылать дочь туда... Что делать? Возразить хозяйке, сказать, что не позволит она дочери переступать порог, за которым гнездится разврат? Но это значит, что никогда им больше не переступать порога байского дома — уж хозяйка не простит ей такого! На что же им тогда жить? Или снова идти побираться?..
— Хорошо, хозяйка. Сейчас пошлю.
В полутемной юрте, куда она вошла с охапкой дров, Джумагуль не сразу заметила мужчину. Только какой-то случайный шорох заставил ее поднять голову. И девушка обмерла: перед нею Таджим! Дрова выпали у нее из рук. Попятилась к выходу. Но поздно — Таджим схватил ее за руку, обнял, зашептал разгоряченно: