А вокруг нарядные дамочки важно вышагивали рядом со своими кавалерами, держа их под руку и высокомерно поглядывая вокруг. И чем больше звезды были на погонах кавалеров, тем высокомерней был их взгляд. Хорошо хоть в присутственных местах не надо козырять, а то б рука отвалилась. И так высокое армейское начальство, выведшее своих дам в свет с недоумением поглядывало на маленькую гвардии младшего сержанта с неуловимо знакомыми чертами лица. А ведь прав был дядя Коля, не место им здесь. Ну ничего, не царизм-чай, что б нижних чинов чураться, потерпят фронтовиков-гвардейцев цацы тыловые. Света гордо вскинула голову и оглядела площадь. Подруг не было. А ведь договаривались у центрального входа встретиться. Только кто ж предполагал, что тут такое количество полковников и генералов соберется. А первый армейский принцип гласит держаться от начальства подальше, даже если начальство не твое. Забыв про Марфу с Серго, Светлана задумалась. А где б она сама спряталась так, чтоб было видно площадь и подходы к ней и в тоже время не мозолить глаза. Так и есть, вот они, у Детского театра притаились. Светлана размашисто зашагала к подругам.
— Пачка, ну ты где ходишь? — недовольно закричала Мотя, завидев подругу, — Мы тут замерзли уже.
— Извините, девочки, у папы засиделась.
— Тогда, ладно, — махнула рукой Матрена, — Ну что, есть билеты? Для нее, выросшей в небольшой саратовской деревеньке, попасть на балет в Большой театр, было сродни какому-то сказочному чуду. Оттого и вела себя обычно спокойная, тихая и работящая Мотя немного вызывающе.
— Есть! — Света радостно тряхнула заветными бумажками.
— Пачка? — хмыкнула позади Марфа, напоминая о себе. И девушки тут же вытянулись перед незнакомым лейтенантом.
— Ой, девочки, знакомьтесь, — опомнилась Светлана, — это моя подруга детства Марфа Пешкова. Внучка Алексея Максимовича Горького. А это Серго…
— Просто Серго, Сережа, — улыбнулся Берия-младший, показав Светлане взглядом, что не стоит называть его фамилию, — И не надо тянуться, мы же в театр пришли. Света кивнула и продолжила:
— А это Зоя, Маша и Мотя.
— Очень приятно, — без души улыбнулась Марфа, — Так почему Пачка? — и посмотрела сначала на Свету, потом на девушек, которые, хихикнув, пожали плечами, а Светлана буркнула, сделав Матрене злые круглые глаза:
— Позывной такой. Пойдемте. Запускают уже, — она недовольно кивнула в строну входа в театр. Ну Мотька, ну зараза, подруга называется! Вот, не могла промолчать, коза!
Старый капельдинер на входе их узнал:
— Светлана Иосифовна, Марфа Максимовна, Серго Лаврентьевич, — Берия-младший кинул быстрый взгляд на подружек Светланы. Девушки не обратили внимания на приветствие, восторженно рассматривая внутреннее убранство театра, — Рад снова приветствовать Вас, — капельдинер с аристократическим достоинством поклонился посетительницам, — Сегодня у нас премьера. Ирина Викторовна танцует восхитительно! Вы получите истинное наслаждение!
— Спасибо, Матвей Леопольдович, — благодарно кивнули девушки пожилому человеку, отдавшему Большому всю свою жизнь. А Света продолжила: — Как Ваше здоровье, супруга?
— Какое у нас здоровье? — покачал головой мужчина, — Война. Даже Вас не обошла, — он кивнул на шинель Светланы. — Скорей бы уже закончилась, проклятая.
— Закончится. Скоро закончится, — утешила его Света, — еще немного.
— Дай то Бог, дай то Бог, — покивал старый капельдинер. Света бы с удовольствием еще поговорила с ним, расспросила, про театральных знакомых, про жизнь в эвакуации, но позади уже слышалось возмущенное покашливание, и она не стала задерживаться. А еще пришлось буквально за руки вести Машу и Мотю. Да и Зоя, хоть и пыталась казаться опытной театралкой, было хорошо заметно, что именно в Большом она впервые. А театр буквально подавлял роскошью. Белоснежные лестницы с ярко-красными ковровыми дорожками, барельефы, позолота, ослепительно сверкающие люстры. Девушки буквально замерли, открыв рот. Света услышала тихое, презрительное хмыканье Марфы и резко повернулась к подруге:
— Четыреста пятьдесят и шестьсот, — сквозь зубы прошипела она.
— Что четыреста пятьдесят и шестьсот? — не поняла Марфа.
— Столько боевых вылетов они подготовили. Тонны бомб и снарядов. Ночью, на морозе. А ты знаешь, что если голой рукой ухватиться за промороженное железо, можно оставить на нем кожу? — ладони Светы непроизвольно сжались. Случалось с ней такое. Да, наверное, со всеми девочками техниками и вооруженцами случалось. Потому что, торопясь, забываешь надеть рукавицы. Думаешь, что вот, сейчас по-быстрому, еще на один вылет пополнить БК, и все. А глаза уже слипаются, и руки трясутся от напряжения. Ты хватаешься за промерзший металл и, чувствуя, что прилипла, машинально дергаешь рукой, и ладонь обжигает болью. А экипаж ждет. И на передке ждут вертушки. И приходится, закусив губу от саднящей в ладонях боли, продолжать свою работу. А потом, когда вертолет взлетел, тихо поскуливая, чтоб никто не услышал, мазать бардовые ладони, чудом раздобытым где-то Софьей Ивановной, гусиным жиром. — Так что не хмыкай, Марфа, поругаемся, — Света неприязненно прищурила взгляд.