— Значит, это ее счастье.
Юра неопределенно пожал плечами и пошел по коридору дальше.
На вокзале в Бухаресте стоял шум и толкотня, как во время великого переселения народов.
— Почему мы вышли здесь? — спросил Юру казак Егор, когда вся группа собралась на перроне. — Почему не прямым поездом до Белграда? Почему не самолетом?
— Какой ты любопытный! — Юра жестко посмотрел на казака. — Не суетись, не на курорт едешь.
— Ну, начальничек… — скривился казак.
— Если не нравится, можешь возвращаться, — голос Юры еще больше посуровел.
— Да ладно, — казак миролюбиво улыбнулся и отошел к своим.
На вокзале было грязно, тесно и ужасно тоскливо. Множество людей с хмурыми лицами дремали на скамейках. Еле-еле были найдены места на полу, где путешественники побросали сумки и столпились группой.
Большинство посетителей вокзала составляли, казалось, явные бомжи, которые чувствовали себя здесь, как дома. Среди людей, приехавших только что откуда-то или собирающихся в дорогу, эти выделялись тем, что никуда не спешили, спали, развалясь на лавках, играли в карты, пили вино.
Емельянов и не ожидал, что в румынской столице возможно такое, и даже искренне порадовался за Россию, где было хоть немного, но лучше.
Как только все более или менее устроились, Юра ушел куда-то звонить, и через тридцать минут к группе подошел высокий брюнет в длинном кожаном пальто. Он поздоровался с Юрой за руку.
Диме было плохо слышно, о чем они разговаривают, но по обрывкам фраз можно было понять, что брюнет в кожаном пальто явно не румын и не серб, а скорее всего такой же русский.
Все сидели и молча ждали, пока «командиры».придут к какому-либо решению, и только казак Егор не выдержал и подошел к ним.
После короткого диалога брюнет ушел, а Юра направился к кассам покупать билеты.
И снова поезд.
Чернышев и Емельянов с трудом отыскали места, чтобы сесть. О том, чтобы лечь, не могло быть и речи — все было занято людьми и вещами.
В вагоне была страшная духота. Разболтанные двери создавали сквозняки, но от духоты это не спасало.
Большую часть пассажиров, очевидно, составляли румынские работяги, напоминавшие Диме цыган. Казалось, что они совершенно не замечали ни духоты, ни грязи. Одни дремали, покачиваясь под мерный стук колес, другие оживленно переговаривались.
Через несколько минут к друзьям подошел вездесущий казак Егор. Он был явно навеселе.
— Мы уже столько едем, а до сих пор незнакомы, — обратился он к Диме.
— Мы уже знакомились на вокзале, — хмуро ответил Емельянов. — Дима меня зовут.
— Ну, извини, брат, забыл. Столько имен, что все и не упомнишь сразу. Выпить хочешь?
— Да нет, спасибо.
Чернышев спросил:
— Ты уже местной валютой разжился? Или еще с Москвы водка осталась?
— Нет, — охотно ответил казак. — Мы пока документы оформляли, в каком-то монастыре под Москвой жили. Так туда постоянно гуманитарную помощь с Запада присылали. Ну и мы, естественно, помогали все это хозяйство разгружать. А расчет с нами производили натурой.
— Как же, расчет, — рассмеялся Вадим. — Небось половины потом попы не досчитались.
— Ну и что? Главное — всю эту помощь очень охотно берут румыны. Само собой — за местную валюту. Леи называется.
С этими словами он извлек из кармана несколько грязноватых бумажек.
Егор хотел было еще что-то сказать, но потом понял, что эти ему компанию не составят, и, с трудом развернувшись среди многочисленных тюков, он ушел.
— Они тоже едут помогать бедным сербам бороться за правое дело? — спросил Дима у Чернышева, кивая в сторону уходящего казака.
— Нет, — очень серьезно ответил Вадим. — Этим плевать, за кого воевать, лишь бы платили. Главное им — как следует пострелять да шашкой помахать. Или нагайкой по морде…
— Похоже, что ты у нас единственный по политическим мотивам едешь. Пошли перекурим, политический.
Сумки они прихватили с собой.
В тамбуре было шумно и многолюдно — те, кому не хватило места, расположились здесь прямо на полу. Диме даже показалось, что пол в тамбуре был более чистый, чем в вагоне.
Глубокой ночью поезд прибыл на конечный пункт — в город Тимишоара.
Вся команда, как и в прошлый раз, двинулась по направлению к вокзалу. Разговоров и вопросов, как при предыдущей пересадке, не было. Все устали, а казаки, принявшие изрядное количество водки, вообще еле передвигали ноги, засыпая на ходу.
Вокзал Тимишоары был поменьше бухарестского. Но та же грязь и теснота, та же скученность, то же обилие бомжей и праздношатающихся. Единственное, что обрадовало, — работающий круглосуточно буфет.