«Мать, обливаясь слезами умиления, сама благословила его на царство. Согласие Михаила стать царем было встречено радостью всеми жителями, которые ликовали. Михаил, недолго остававшийся в Ипатьевском монастыре, двинулся в Москву…»
Мистика истории: Ипатьевским назывался монастырь, откуда первый Романов был призван на царство. И дом, где расстался с жизнью последний царствовавший Романов – Николай II, – назывался Ипатьевским по имени владельца дома инженера Ипатьева.
Михаил – имя первого царя из Дома Романовых и имя того последнего, в чью пользу безуспешно отрекся от престола Николай II.
Часть первая
Перелистывая царские дневники
Глава 1
«Фонд крови»
В шестидесятых годах уже нашего века в Москве жила странная старуха: морщинистое лицо покрывал чудовищный слой театрального грима, согнутая фигура качалась на высоких каблуках… Она двигалась почти ощупью, но ни за что не надевала очков. Она не желала выглядеть старухой! По Театральной энциклопедии ей шел тогда девятый десяток.
Это была Вера Леонидовна Ю. – театральная звезда начала века. После ее спектаклей поклонники-студенты впрягались вместо лошадей в экипаж и везли ее домой. Когда-то… Но теперь бывшая роковая красавица доживала в коммунальной квартире на нищенскую пенсию. И сдавала одну из двух своих комнат мне, жалкому студенту Историко-архивного института.
По вечерам, возвращаясь домой, я часто беседовал с ней на коммунальной кухне… Кабинеты петербургских ресторанов, таинственный Яхт-клуб с великими князьями, дворцы в белой ночи… Этот затонувший мир Вера Леонидовна насмешливо называла «Атлантидой»… Она сыпала именами: «Аня» – просто Аня – оказывалась Анной Вырубовой – роковой подругой императрицы… И – «Сана»… Впрочем, для остальной России «Сана» тогда была императрицей Александрой Федоровной…
Так начались наши ежевечерние беседы на московской кухне – путешествие в затонувшую «Атлантиду»… Я жадно записывал ее рассказы… И сейчас, когда я прочел множество воспоминаний участников тех бурных событий, ее суждения сохраняют для меня особое очарование. Именно потому, что она не была участником…
Уж очень они пристрастны. Я понимаю формулу: «Врет, как участник». Вера Леонидовна – всего лишь современник, любопытствующий человек со стороны.
И был один из рассказов Веры Леонидовны о конце «Атлантиды»:
«Уже после революции моим мужем стал Михаил К. «Еще одна победа большевиков», – написала эмигрантская газета о нашем союзе. (К. был знаменитым журналистом в 20–30‑х годах, расстрелян в годы террора. – Э. Р.)
В гостинице «Метрополь» жили тогда видные большевики. Для развлечения они часто приглашали туда писателей, журналистов, служивших новой власти. К. часто бывал в «Метрополе». Однажды он встретил там двоих…
Один был главой большевиков в Екатеринбурге, когда там расстреляли царскую семью, другой – руководил расстрелом.
И они вспоминали, как все было… Пили чай вприкуску, хрустели сахаром и рассказывали, как пули отскакивали от девочек и летали по комнате… Их охватил страх, и они никак не могли добить мальчика… он все ползал по полу, закрываясь рукой от выстрелов. Они только потом узнали: на великих княжнах были пояса, в них были зашиты бриллианты… Бриллианты их защитили… К. потом говорил, что наверняка должна была быть фотография этого ужаса: «Уж очень они гордились – последнего царя ликвидировали, – не могли они потом не сняться с убитыми. Тем более что этот главный убийца был в прошлом фотограф». И К. все искал эту фотографию».
Цареубийцы за чаем… и пули, которые отскакивают от девушек, и мальчик на полу, и фотография… этого я уже не мог забыть.
А потом в моем Историко-архивном институте я услышал о секретной «Записке», которую написал тот самый бывший фотограф, руководивший расстрелом Царской Семьи. Его звали Яков Юровский. В этой «Записке» он все будто бы изложил.
Уже проходя архивную практику, я оказался в Центральном архиве Октябрьской революции. И тотчас наивно спросил о «Записке» Юровского.
– Не существует никакой записки Юровского, – жестко ответила сотрудница, как бы подчеркивая бестактность вопроса.
Но фонд Романовых мне показали. К моему изумлению, во времена, когда все было засекречено, эти документы выдавались.
Сначала я увидел альбомы с романовскими фотографиями – все та же сотрудница с бескровным лицом вносила и уносила один за другим гигантские альбомы – сафьяновые, кожаные, с царскими гербами и без… Ни на секунду не оставляла она меня наедине с этими фотографиями. Сначала холодно-равнодушно, а потом, забывшись, увлекшись, объясняла мне каждую из них, будто хвастаясь этой диковинной, исчезнувшей жизнью… Тусклые картинки царских фотографий были окном, куда она заглядывала из нищей, скучной жизни.