Джустиниани со своей стороны, не теряя времени, взял на себя руководство сухопутными войсками. Последние несколько дней он докладывал о состоянии защитников-итальянцев. Не считая нейтральных генуэзцев из Галаты, бойцов набиралось две тысячи человек, включая добровольцев из Латинского квартала и его собственный отряд наемников. Поскольку все греки в городе, способные носить оружие, были подданными Византийской империи, он предоставил византийцам определить размеры их собственных сил.
Император поручил эту задачу самому доверенному из своих приближенных, Франдзису:
— Я желаю, чтобы ты выполнил эту работу. Ты опытен в такого рода подсчетах, кроме того, ты достаточно мудр, чтобы сохранить в тайне полученные сведения. Я знаю, что могу положиться на твою скромность. Ты можешь не беспокоиться о своих обычных обязанностях в суде, пока занят этим делом. Я хочу лишь, чтобы ты оставался у себя и узнал в точности, сколько людей, оружия, копий, щитов и луков имеется в нашем распоряжении для этой битвы.
Франдзис вместе со своими наиболее надежными подчиненными работал день и ночь. Он смог завершить эту сложную работу в самый короткий срок и в полной тайне. Придворный принес составленный им список во дворец и вручил его императору. Тот посмотрел на цифры в списке, потом снова на Франдзиса… Его взгляд казался исполненным страдания. Он долго молчал. В Константинополе, прославленной столице Восточной Римской империи, нашлось всего 4773 взрослых мужчины, обладающих должной физической силой и оружием, необходимым, чтобы принять участие в сражении. Православные монахи, которые скорее всего не станут драться бок о бок с католиками, не входили в это число.
Вместе с двумя тысячами союзников с Запада во всем войске не насчитывалось даже 7000 человек.
— Пусть никто не узнает этих цифр, — мрачно сказал император Франдзису. — Пусть они останутся известны лишь тебе и мне.
Однако эта предосторожность оказалась напрасной, так как руководство венецианской колонии уже догадывалось, сколь невелико число защитников. Поэтому посол Минотто, адмирал Тревизано и Альвизо Диедо (капитан черноморского торгового флота, назначенный заместителем Тревизано) не требовали от императора разъяснений по данному вопросу. Когда Константин попросил их позаботиться об укреплении участка городской стены, находившегося в непосредственной близости к императорскому дворцу, они охотно согласились.
Строительными работами руководили Тревизано и Диедо. Строителей не хватало. Поначалу венецианские матросы, призванные на эти работы, ворчали, что греки пренебрегают своими обязанностями — содействовать своей собственной защите. Однако когда император сам посетил стройку, выразив им свое расположение и признательность, ропот прекратился. Среди итальянцев имелось много тех, кто не любил греков, но не было никого, кто плохо бы отзывался об императоре.
Михайловичу и его полутора тысячам всадников не позволили войти в Адрианополь, хотя они проделали долгий путь из Сербии. Более месяца им пришлось ждать в своих шатрах. Сразу же по прибытии Михайлович попросил аудиенции у султана, но ему сказали, что следует ждать, пока его не призовут. Каждый из полутора тысяч всадников имел при себе пешего солдата и конюха, так что всего в отряде оказалось четыре с половиной тысячи человек. Вести такой большой полк через всю Восточную Европу в суровые осенние и зимние месяцы — непростая задача. Поддерживать порядок среди этих людей во время столь долгого ожидания тоже нелегко.
Что было хуже всего — до Михайловича начали доходить пугающие слухи. Солдаты других государств, являющихся вассалами Османской империи, тоже стояли лагерями за городской стеной. Среди них распространилась молва о том, что цель призыва — вовсе не усмирение бунтовщиков в Анатолии, а удар по Константинополю. Все солдаты этих вассальных государств, включая и сербов, были православными христианами. Они пришли, убежденные заверениями Мехмеда II, что предстоит усмирять мятежного правителя Караман-Бея в Малой Азии. И вот теперь они слышали от рядовых турецких солдат, что идут на священную войну против неверных.