Военные годы заронили в меня семена важной идеи. Наше семейство отправилось, как мы это часто делали, в один из ближайших пригородов в кино. Я обнаружил, что с интересом смотрю киножурнал Movietone, черно-белое полотно мировых событий, не сильно отличающееся от современных новостных программ по телевидению. Меня поразили репортажи с войны на Тихом океане о боях за такие волнующие места, как острова Уэйк, Мидуэй и Гуадалканал. Смелые пилоты ВМС США вылетали атаковать врага, прокладывая выстрелами путь к победе, а затем возвращались к качающемуся на волнах авианосцу. Быстроходные «хеллкэты» и «корсары»[13] с чаячьим крылом клевали носом, когда зацепляли хвостовым крюком за посадочный трос на огромной плоской палубе. Вот это было здорово! Я упирался ногами в кресло впереди и тянул за воображаемые рычаги управления, пробивая себе путь к успешной посадке вместе с пилотом на экране, и в этот момент меня осенило: «Вот чем я хочу заниматься!»
В 1945 году, когда закончилась война, мне было 11 лет, и жизнь в окрестностях Чикаго вернулась в состояние нормального хаоса. С улучшением экономической ситуации доходы нашей семьи достигли такой величины, что мы переселились в небольшой двухэтажный дом по адресу Маршалл-Стрит, 939, в Беллвуде, который стал нашим гнездом на много лет. Это здание в георгианском стиле ценой в 6500 долларов имело площадь не более 75 м², не считая подвала, и в нем была всего одна ванная. Мы с Ди разделили комнату наверху и впервые нам не приходилось спать в одной постели. С самого моего детства и до момента, когда она вышла замуж, а я уехал учиться, ни у нее, ни у меня не было собственной комнаты. Позднее мне не составляло труда лежать в скрюченной позе в маленьком космическом корабле: по крайней мере, остальные астронавты не загромождали территорию туалетным столиком, уставленным экзотическими кремами, средством для полировки ногтей и тюбиками с краской для бровей и губной помадой, с оборочками и с большим круглым зеркалом.
Поскольку мне не довелось спасать мир в борьбе за демократию, я открыл для себя спорт. За никелевую монетку я поднимался на лифте на Ригли-Филд и смотрел, как играют Chicago Cubs. В 1945 году они выиграли вымпел Национальной лиги, и со следующего года я стал болеть за победителя – так горячо, что и сейчас могу назвать стартовый состав 1946 года, и до сих пор каждый год мое сердце болит, когда Chicago Cubs вылетают из кубка, так и не получив с тех пор заветного трофея[14]. На улицах и на пустых стоянках я начал играть в американский футбол, баскетбол и бейсбол и обнаружил в себе хорошие спортивные задатки. Впрочем, мне пришлось поработать над ними, потому что вокруг было так много других парней с еще большими талантами.
14 октября 1947 года молодой и горячий летчик-испытатель по имени Чак Йегер, пролетая вдали над плоской калифорнийской пустыней, первым преодолел звуковой барьер. Тем временем в Техасе Вернер фон Браун готовил программу международных научных исследований в космосе под названием Space Flight. Оба события оказали влияние на мою жизнь: достижение Йегера открыло новую эру для реактивных самолетов, а работа фон Брауна определила план исследования и освоения космоса. Со временем я познакомился с ними обоими.
Выпускные работы за седьмой и восьмой класс я сдал в школе Мак-Кинли в Беллвуде и в 1948 г. перешел в среднюю школу Провизо в соседнем пригороде Мейвуд – неуклюжий пацан, который по настоянию матери играл в ансамбле на кларнете. Два года я играл в американский футбол в младшей команде, а с матчей школьной сборной сбегал после первого тайма, переодевшись в концертный костюм.
Папа интересовался главным образом моей итоговой ведомостью. Он мечтал, чтобы сын продолжил учебу в лучшей инженерной школе страны. Ею считался Массачусетский технологический институт, но это было неподъемно с точки зрения финансов, и тогда папа указал мне на Университет Пёрдью в соседней Индиане как на вполне приличную замену.
К этому времени, играя в организованных школьных командах, я также обнаружил, что существуют девушки. Это означало, что мне нужны колеса, а это, в свою очередь, требовало денег. Еще ребенком я много лет работал на полставки – складским рассыльным на Jefferson Electric, разносчиком газет Chicago Tribune и Daily News, сборщиком мусора. Теперь, в средней школе, я начал зарабатывать большие деньги. Я мог получить целых 24 доллара за выходной, таская мячики для гольфа – две корзины на один раунд в гольф-клубе Medina Country Club. Что же касается транспорта, то решением этой проблемы был «форд» модели A, все еще стоявший на кирпичах в амбаре деда. Когда мне исполнилось 15, я получил права, и вся моя жизнь изменилась. «Форд-купе» 1931 года выпуска требовал полной переделки; под руководством отца я залез в его внутренности, чтобы понять, как работает древний четырехцилиндровый двигатель, получив тем самым первый опыт в инженерном ремесле. Поршни у «форда» были размером с обеденную тарелку, кресло громыхало, на водительской стороне висело запасное колесо. Имелся съемный полог. Механические тормоза. Я поставил найденный на автокладбище радиоприемник, отполировал машину до блеска, установил брызговики и выкрасил бампер серебряной краской, а шины – белой. Вскоре вокруг машины уже толпились другие парни, а также пара девушек, которые вместе со мной совершали величественный объезд вокруг школы и выезжали в авторесторан и на тусовки. На бензин уходило 25 центов в неделю.