Так плыли мы вниз по реке По, засыпая, когда начинали петь цикады, и просыпаясь при свете звезд. Мы вошли в более узкую Брешу, а шестого сентября на заре приблизились к побережью Лагуны366. Солнце медленно вставало из-за башен и куполов, пронизывая своими лучами недвижную воду. Берег пляжа в Фузине367 был усеян обломками гондол, среди которых виднелось несколько целых. В одну из них мы и сели, чтобы приблизиться к овдовевшей дочери моря; покинутая, пришедшая в упадок, печально опершись о свои острова, она глядит на дальние горы Греции. Мы пересекли Лагуну и вошли в Канале Гранде368. Начинался отлив; вода нехотя отступала из-под разбитых дворцовых порталов; на почерневшем мраморе оставались водоросли и причудливые обитатели моря. Соль разъела несравненные творения искусства, украшавшие эти стены; из разбитого окна вылетела чайка. Среди ужасного разрушения памятников человеческому могуществу природа утверждала свою власть и возле развалин казалась еще более прекрасной. Светлые воды едва колыхались; рябь на их поверхности подставляла солнцу бесчисленные зеркальные грани369. В голубом просторе, открывавшемся за Лидо370, не виднелось ни одной лодки. Прекрасный и спокойный, он словно звал нас покинуть усеянную руинами землю и на его мирной глади искать прибежища от печали и страха.
Несчастный разрушенный город мы созерцали с башни Сан-Марко;371 с тяжелым сердцем оторвавшись от этого зрелища, мы обратили взгляды на море. Оно тоже являлось могилой, но там хотя бы не было ни памятников, ни развалин.
Быстро наступил вечер. Солнце спокойно и торжественно опустилось за туманные вершины Апеннин, окрашивая в золотистые и розовые тона горы на противоположном берегу.
— Такой страной, — сказал Адриан, — озаренной последними лучами заката, является Греция.
Греция! Это слово нашло отклик в груди Клары. Она настойчиво напомнила нам, что мы обещали привезти ее еще раз в Грецию, на могилу родителей. Зачем ехать в Рим? Что нам делать в Риме? Можно взять здесь любую лодку и править прямо к Албании.
Я стал возражать, указывая на опасности морского путешествия и на то, что видимые на горизонте горы еще весьма далеки от Афин и путь туда лежит через дикие, почти непроходимые места. Адриан, восхищенный предложением Клары, отклонил мои доводы, Время года благоприятствует нам; северо-западный ветер поможет пересечь залив; а затем, в какой-нибудь опустевшей гавани, мы можем найти легкий греческий каик372, приспособленный для такого плавания; в нем мы пройдем вдоль берега Морей, и останется только пересечь Коринфский перешеек;373 путь по суше не будет долгим и утомительным — и вот мы уже в Афинах. Эти слова показались мне необдуманными; однако море, отливавшее тысячами пурпурных бликов, выглядело столь безопасным, мои милые спутники были полны такой решимости, что, когда Адриан сказал: «Это не совсем тебе по сердцу, но прошу тебя согласиться», — я не мог долее противиться. В тот же вечер мы выбрали лодку, наиболее подходившую нам по размерам, привели в порядок паруса и всю оснастку и решили, что переночуем в одном из множества дворцов Венеции, а на следующий день, с восходом солнца, отравимся в путь.
Так сказал Адриан, цитируя стихи Мосха, когда ясным утром мы гребли через Лагуну, мимо Лидо, направляясь в открытое море. Продолжая цитату, я хотел добавить:
Однако мои друзья заявили, что это будет дурным предзнаменованием. И вот, настроенные бодро, мы вышли из мелководья и поставили паруса, чтобы ловить благоприятный ветер. Веселый утренний воздух наполнил их; солнце купало в своих лучах землю, небо и море; волны послушно раздвигались перед килем; игриво целуя темные борта нашего суденышка, они, казалось, приветствовали нас. Берег уходил все дальше; тихая голубая гладь, словно близнец похожая на голубые небеса, плавно несла на себе нашу лодку. Спокойствие царило в воздухе и на воде, и столь же спокойно было у нас на душе. В сравнении с неоскверненной пучиной моря земля представлялась нам могилой, ее скалы и горные вершины — надгробными памятниками; деревья казались плюмажами на катафалках; ручьи и реки стали солеными от слез о погибшем человечестве375. Прощайте, безлюдные города, прощайте, поля, где злаки перемежаются с сорняками, прощайте, многочисленные останки погибшего рода людского! Море! Тебе вверяем мы себя; как некогда были спасены патриархи, проплывшие над затопленной землей, пусть спасемся и мы, отдавшись твоим вечным волнам.
Адриан сидел у руля; я управлял снастями, ветер наполнял наш парус, и мы быстро плыли по спокойной воде. К полудню ветер стих; но едва уловимое дуновение его все же позволяло держаться выбранного курса. Беззаботные мореходы, не видавшие бурь, мы весело беседовали о нашем безопасном плаванье вдоль берега и о прибытии в Афины. Мы намеревались поселиться на одном из Кикладских островов376 и там, в миртовых рощах, среди вечной весны, овеваемые благотворными морскими бризами, прожить долгие, блаженные годы нашего тесного союза. Да разве существует на свете смерть?
Солнце миновало зенит и стало медленно опускаться. Я лежал в лодке, глядя в чистое небо, и мне показалось, будто в его синеве появились легкие белые полоски. Порой я видел их, порой говорил себе, что это мне лишь чудится. Но, пока я смотрел на них, меня охватил внезапный страх; я вскочил и кинулся вперед, к носу лодки; волосы мои при этом зашевелились. На востоке появилась темная полоса ряби, быстро приближавшаяся к нам. Едва я окликнул Адриана, как наш парус затрепетал под напором встречного ветра, а лодка накренилась. На нас стремительно надвигался шторм; солнце сделалось багряным, потемневшее море покрылось клочьями пены, и лодка закачалась на волнах, становившихся все выше.
Так оказались мы в хрупком суденышке, среди злых, ревущих волн, под ударами ветра. На востоке по темному небу неслись навстречу друг другу две огромные тучи; они столкнулись, сверкнула молния, и глухо заворчал гром. Ему ответили тучи с юга; огненные зигзаги, побежавшие по черному небу, показали нам все нагромождение туч и вздымавшихся к ним валов. Великий Боже! Мы были одни — мы трое, — одни на море и на земле — и должны были погибнуть! Вселенная с ее бесчисленными мирами, и просторы покинутой нами земли, и безбрежное море вокруг — все сошлось в одной точке, на нашей качавшейся лодке, которая несла единственных оставшихся в живых отпрысков славного рода человеческого.
Доброе, излучавшее любовь лицо Адриана исказило отчаяние, но он произнес сквозь зубы:
— И все же они будут спасены!
Клара, бледная и дрожавшая, приблизилась к нему. Он взглянул на нее с ободряющей улыбкой.
— Испугалась, милая? Не бойся, мы скоро будем на берегу.
Темнота мешала мне видеть лицо Клары, но голос ее прозвучал ясно и спокойно:
— Зачем мне пугаться? Ни море, ни буря не страшны нам, если этого не допустит могущественная судьба или Тот, Кто ею правит. К тому же здесь мне не надо бояться, что я переживу вас, — мы и в смерти будем неразлучны.
Тем временем мы убрали паруса, оставив только кливер377, и при первой же возможности изменили курс, направившись по ветру к итальянскому берегу. Непроглядная ночь смешала все; едва различимыми были даже белые гребни смертоносных волн, и только молнии, впивая в себя тьму, на миг ослепляли нас и снова ввергали во мрак еще более непроглядный. Все молчали; лишь иногда Адриан, сидя у руля, произносил несколько ободряющих слов. Наша скорлупка была удивительно послушна рулю и летела по волнам так, словно родилась в море и оно по-матерински берегло свое дитя от опасности.
Я сидел на носу, следя за ходом лодки, и вскоре услышал, что грохот волн усилился. Несомненно, недалеко была суша, я крикнул; «Берег!» Яркая молния, заполнив небесный свод, на мгновение осветила прибрежную полосу и даже пески и чахлый камыш, росший на уровне прилива. Снова стало темно, и нам наконец удалось перевести дух; такое можно испытать, когда посреди града извергаемых вулканом камней один из них — целая скала — пролетает мимо и врезается в землю у ваших ног. Что делать, мы не знали — волны окружали нас повсюду; они ревели и, разбиваясь, бросали брызги нам в лицо. С немалым трудом и опасностью удалось изменить курс и отдалиться от берега. Я крикнул своим спутникам, что надо готовиться к кораблекрушению и привязать себя к веслу или к какой-нибудь доске, способной удержать человека на воде. Сам я был превосходным пловцом; вид моря пробуждал во мне чувства, подобные тем, которые испытывает охотник, заслышав, как свора его собак гонит зверя. Мне нравилось чувствовать, как волны пытаются накрыть меня и одолеть, а я плыву себе куда хочу, наперекор их злобному натиску. Адриан также умел плавать, но по слабости здоровья не получал от этого занятия удовольствия, а потому и не преуспел в нем. Но что мог сделать самый лучший пловец посреди разъяренной стихии? Я был бессилен помочь своим спутникам, ибо шум волн не позволял нам даже слышать друг друга; к тому же волны то и дело перехлестывали через борт и я с трудом успевал вычерпывать быстро прибывавшую воду. Непроглядную тьму вокруг разрывали только молнии; иногда огненные стрелы падали в море; тучи закручивались воронками, взбивая под собой воду, и целые столбы соленых брызг вставали им навстречу. Свирепый ветер гнал тучи; небо и море смешивались в этом хаосе. У нас сорвало планширы; единственный парус, разодранный в клочья, был унесен бурей. Пришлось срубить мачту и выбросить из лодки все лишнее. Клара пыталась помогать мне вычерпывать воду; когда она подняла глаза на сверкнувшую молнию, я увидел в ее взгляде смирение, победившее страх. Нам дарована сила, которая в самые страшные минуты поддерживает наш слабый дух и помогает сносить жесточайшую пытку с той твердостью, какую в счастливые часы мы в себе даже не подозреваем. Неистовое биение сердца сменилось спокойствием, более страшным, чем буря. То было спокойствие игрока, самоубийцы и убийцы — когда вот-вот будет брошена последняя кость, поднесен ко рту бокал с ядом, нанесен смертельный удар.