Странным, но неоспоримым фактом является то, что благодетель, терпеливый, разумный и кроткий, который страстно желает делать добро, но пренебрегает иными доводами, кроме правды, имеет на людей меньше влияния, чем алчный и бездушный честолюбец, который не брезгует никакими средствами и готов для достижения своей цели будить любые страсти и распространять любую ложь.
Если так случалось с незапамятных времен, тем более так должно было происходить теперь, когда второй имел возможность вызывать у людей мучительные страхи и будить несбыточные надежды; тогда как его противник предлагал людям лишь слабую надежду и не мог уменьшить страх, который испытывал и сам. Пророк убедил своих последователей, будто избавление от чумы, спасение детей и сохранение человеческого рода, который от них произойдет, зависит от их веры в него и от безусловного ему подчинения. Они жадно впитывали его учение и в своем безграничном легковерии старались обратить в ту же веру как можно больше людей.
Адриан часто размышлял над тем, как отвратить людей от лжеучения. У него было для этого несколько планов; однако собственные его подчиненные, их безопасность и повиновение доставляли ему достаточно забот. К тому же проповедник был столь же предусмотрителен, сколь и жесток. Его жертвы подчинялись строжайшим законам и правилам, согласно которым они либо вовсе не могли покидать стены Тюильри, либо выходили в таком количестве и под таким надзором, что вступить с ними в спор было невозможно. Однако среди них была женщина, которую я решил спасти. Мы знали ее в более счастливую пору; Айдрис любила ее, и было особенно жаль, что столь прекрасная натура стала жертвой этого пожирателя душ.
Последователи проповедника насчитывали в своих рядах от двухсот до трехсот человек. Более половины их составляли женщины; было там около пятидесяти детей разного возраста и не более восьмидесяти мужчин. Большинство принадлежало к той части общества, которую, когда еще существовали подобные различия, называли низшим сословием. Исключение составляли несколько знатных дам, которых привели туда скорбь потерь и панический страх. Одна из них была молодой, прекрасной и восторженной. Я уже упоминал о ней прежде. Это была Джульетта, младшая дочь герцога Л***, а теперь единственный член его семьи, оставшийся в живых. Бывают существа, которых судьба словно избрала, чтобы изливать на них свой гнев безо всякой меры и по самые уста погружать в скорбь. Такова была несчастная Джульетта. Она утратила добрых родителей, похоронила братьев и сестер, спутников ее юности; все оказались безжалостно у нее отняты. Однако и после этого Джульетта осмелилась назвать себя счастливой; сочетавшись со своим возлюбленным, с тем, кто безраздельно владел ее сердцем, она пила любовь, словно воды Леты, сознавая возле себя лишь присутствие любимого. В то самое время, когда она впервые с восторгом почувствовала, что станет матерью, ее супруг — единственная ее опора — умер от чумы. На некоторое время она нашла забвение в безумии. Рождение ребенка вернуло ее к жестокой действительности, но вместе с тем указало цель, ради которой ей надо было сохранить и жизнь и рассудок. Все родственники и друзья Джульетты умерли и обрекли ее на одиночество. Глубокое уныние и ожесточение помешали ей известить нас об этом бедственном положении. Услышав о всеобщей эмиграции из страны, она отважилась остаться со своим ребенком одна в целой Англии, возле могилы любимого, предоставив судьбе решать, жить ей или умереть. Джульетта укрылась в одном из многих пустых домов Лондона. Она-то и спасла мою Айдрис в роковую ночь двадцатого ноября. В то время мой опасный недуг, а затем болезнь Айдрис заставили нас забыть о несчастном друге. Однако встреча с нами была для нее возвращением к людям; небольшое недомогание ребенка показало ей, что она все еще связана с ними неразрывными узами; сохранить жизнь маленького существа сделалось целью ее собственной жизни, и она присоединилась к первой партии эмигрантов, отправлявшихся в Париж.
Для проповедника Джульетта оказалась легкой добычей. Чувствительность и постоянные страхи побуждали ее следовать каждому порыву, а любовь к ребенку заставляла цепляться за каждую соломинку в надежде его спасти. Ее рассудок, однажды уже помутившийся, а теперь почувствовавший твердую руку, готов был верить всему. Прекрасная как богиня, наделенная на редкость мелодичным голосом, готовая усердно служить своей вере, эта новообращенная сделалась для главаря Избранных неоценимой помощницей. В день встречи на Вандомской площади я заметил ее в толпе; вспомнив, что обязан Джульетте чудесным спасением моей покойной подруги в ту ноябрьскую ночь, я упрекнул себя в неблагодарности и почувствовал, что должен всеми средствами образумить ее и во что бы то ни стало вырвать из когтей лицемерного хищника.
Не стану сейчас перечислять все уловки, какие употребил я, чтобы проникнуть в его убежище во дворце Тюильри, и рискую наскучить, описывая свои попытки, неудачи и упорство. Наконец мне удалось попасть туда; бродя по залам и коридорам, я надеялся встретить бедную новообращенную. Вечером я сумел незаметно смешаться с обитателями дворца, собравшимися в часовне, чтобы выслушать красноречивую и хитрую проповедь своего вождя. Рядом с ним я увидел Джульетту. Ее темные глаза, в которых мелькала искра неистовой веры, были устремлены на него. На руках она держала ребенка, которому еще не было года, и только малютка мог отвлекать безумицу от жадно впитываемых ею слов пророка. Когда проповедь была окончена, все собравшиеся разошлись и в часовне осталась лишь та, кого я искал. Ее дитя уснуло; она положила его на подушку, а сама села подле, на пол, сторожа спокойный сон младенца.
Я подошел к ней. В первый миг на лице Джульетты выразилась радость, которая исчезла, когда я ласково и настойчиво принялся уговаривать ее бежать вместе со мной из логова суеверий и несчастий. Она опять мгновенно превратилась в безумного фанатика и, если бы не природная кротость, осыпала бы меня проклятиями. Она заклинала меня, она приказывала мне оставить ее.
— Берегитесь! Берегитесь! — кричала она. — И уходите, пока это возможно. Сейчас вы в безопасности. Но порою меня посещают видения, я слышу голоса, и, если Предвечный явит мне Свою волю, если шепнет, что ради спасения моего ребенка вы должны быть принесены в жертву, я кликну слуг того, кого вы зовете тираном, они разорвут вас на части, и я даже слезы не пророню над тем, кого любила Айдрис.
Она говорила поспешно, глухим голосом; взгляд ее сделался диким. Дитя проснулось и, испугавшись, заплакало. Плач его терзал сердце несчастной матери. Нежные слова, обращенные к ребенку, мешались у нее с гневными приказаниями оставить ее. Будь это возможно, я решился бы силой увести Джульетту из логова негодяя, надеясь на целительный бальзам разумного и ласкового ухода. Но выбора у меня не было, и я даже не мог дольше уговаривать ее. В галерее уже раздавались шаги и голос приближавшегося проповедника. Джульетта, прижимая к груди своего ребенка, выбежала в другую дверь. Я все же приготовился следовать за ней, но тут вошел мой враг, а с ним и его приближенные. Меня схватили, и я стал их пленником.
Помня угрозы несчастной Джульетты, я ожидал, что на меня обрушится вся мстительная злоба пророка и его последователей. Меня начали допрашивать. Ответы мои были простыми и искренними.
— Он собственными устами вынес себе приговор! — воскликнул обманщик. — Он сознается, что намеревался увлечь с пути спасения нашу любимую сестру в Господе. В темницу его! Завтра он умрет. Мы обязаны сделать его устрашающим примером, чтобы отпугнуть детей греха от нашего приюта спасенных.
Его лицемерная болтовня вызывала во мне отвращение, но я считал недостойным вступать с негодяем в словесную борьбу. Я спокойно ответил ему, ибо мне думалось, что, оставаясь верным себе, отважным и решительным, можно пробиться сквозь толпу маньяков, даже стоя у эшафота.