— Прими пресветлый Никодим, сын славного Серафима, труд сей, — пророкотал он.
Никодим взял фолиант в руки, ощутив его пудовую тяжесть. На обложке причудливой вязью было выведено:
«Сказание о славном Ангорде, принце Нолдора, третьем сыне благородного Финарфина».
Никодим вздохнул о своей участи и принял чек с щедрым авансом.
— Брат Леголас будет вашим попутчиком в светлый мир эльфов Нолдора и смиренным вашим рабом.
С этими словами глава фракции выставил перед собой щуплого юношу с нездешним взором и треугольными приклеенными ушами. Делегация замысловато раскланялась и покинула зал. Никодим всучил фолиант толмачу и спустился с подиума, размышляя о том, где разместить Леголаса: у себя, в одной из семнадцати пустующих комнат, или заказать ему номер в гостинице. У себя, конечно, сподручней. Не будет нужды гонять бедного малого для каждой читки, тем более, что Никодим привык читать ночью. Но, тогда, остро вставал вопрос с питанием. Бог знает, чем питаются пресветлые эльфы — может листьями, а может, корой с деревьев.
Размышляя обо всём этом, Никодим оказался в банкетном зале, где царила атмосфера писательской вольницы. Галёрка оккупировала столы с закусками и стремительно мела тарталетки с икрой, канапе и голубых крабов. Шампанское текло бурным потоком, и лакеи не успевали наполнять опорожнённые бокалы. То и дело слышались пробочные хлопки, точно выстрелы на дуэли. Под ногами сновали роботы-уборщики, проворно прибирая с пола упавшие пробки, салфетки и скомканные листки рукописей.
Увидев входящего Никодима, к нему устремилась дама в радикально вечернем платье, держа перед собой два бокала.
— А вот и вы, — воскликнула она, подходя и протягивая шампанское.
Это была Стелла Радужная, известная на весь свет писательница-нимфоманка, исповедующая тантрическую эротику. Главная парадигма её творчества заключалась в просветлении через секс.
Никодим принял шампанское, с беглым интересом осмотрев бюст и ладные бёдра писательницы.
— Что-то вы решительно не замечаете моего творчества, — на распев произнесла Стелла, глядя на Никодима огромными карими глазами, на дне которых бушевал пламень страсти. — Я ведь заплатить могу не только деньгами.
Стелла небрежным жестом сбросила с плеча бретельку платья, обнажив белое гладкое плечо.
Никодим пригубил шампанское, пытаясь развеять чары писательницы и побороть неуместный мужской позыв. Нет, он не был ни монахом, ни девственником и в его жизни случались женщины. Но, только не писательницы!
Многие лета тому назад, поверженный страстью известной поэтессы, он едва не погиб от её дактилей и хореев. С тех пор Никодим положил себе пользовать только лишь жриц любви, предварительно убедившись в полной их литературной непричастности.
— Увы, дорогуша, — с искренним сожалением вздохнул Никодим. — Загружен работой на целый месяц вперёд.
Он кивнул на маячащего за спиной Леголаса с огромным фолиантом в руках.
Стелла, однако, по-своему восприняла спутника Никодима.
— Вот как, вы теперь мальчиками интересуетесь, — плотоядно усмехнулась она. — Можно и втроём, чем не сюжетец?! Ты не против, ушастенький?
Леголас стоял каменным истуканом, и Стелла сразу потеряла к нему творческий интерес.
— Ну, так что же? — спросила она, вытягивая из обширного декольте сложенную вдвое книжонку. — Устроит вас безумный секс и десять тысяч наличными за одну читку?
— Не в этот раз, дорогуша, не в этот раз, — кисло улыбнулся Никодим, ясно ощущая, что дело едва ли закончится миром.
Так и вышло. Прекрасное лицо Стеллы исказила гримаса ненависти.
— Педик! Гнусный педик! — прошипела она и Никодим попятился, выставив перед собою трость. Отвергнутая женщина страшна в гневе. Что уж говорить об отверженной писательнице!
Стелла с презрением плеснула шампанское из бокала, целя в лицо негодяя-читателя, но Никодим успел увернуться и благородный напиток окропил грудь Леголаса.
— Вот тебе, гадина! — выкрикнула писательница, замахиваясь и норовя запустить в Никодима пустым бокалом. Леголас на мгновение опередил её, закрыв голову Никодима эльфийской скрижалью. Бокал ударил в твёрдую обложку фолианта и лопнул с оглушительным звоном.
Подоспевшие охранники скрутили мечущуюся в истерике Стеллу и вывели её из банкетного зала.
А в зале между тем назревала свалка. Писатель-маринист Апостол Беспредельный прилюдно чистил своего иллюстратора.
— Это что, я тебя спрашиваю, мазло ты этакий, осьминог? — ревел он, схватив чахоточного художника за грудки. — Это клякса какая-то с тремя конечностями.