Все чёрные силы Моргота обрушились тогда на укрепления Нолдора. Сыновья Финарфина, Ангрод и Аэгнор, приняли на себя главный удар Моргота и погибли.
Леголас закончил свой рассказ так неожиданно, точно споткнулся о придорожный валун.
— Это всё? — недоверчиво спросил Никодим, косясь на пудовую громадину фолианта, лежащую на соседнем столике.
— Вы же, просили покороче, — пожал плечами толмач.
Когда Никодим в сопровождении эльфа вышел из кабинета, побоище в банкетном зале давно закончилось. Роботы уборщики деловито поднимали с пола опрокинутые столы и стулья, сметали в контейнеры бутылочные осколки и торопливо замывали пятна застывшей крови. Повсюду валялись вырванные из книги листки. Никодим наклонился и поднял один из них. Это была страница из той самой «Кровавой пули». Должно быть, бедолаге автору, всё-таки, устроили «тёмную»…
Дома Никодим ещё с порога перепоручил Леголаса на попечение Амалии и та, взяв толмача за руку, увела его обустраивать на постой. Фёдор тоже увязался за светлым эльфом, причитая и смахивая с его штанин многочисленный сор.
Наконец то, Никодим остался в тишине и одиночестве. Он очень любил и ценил такие минуты. Наступал тот самый таинственный предрассветный час, который именуют часом Быка. Мучительно хотелось спать после бурного бенефиса, но Никодим пересилил себя. Он сел за стол и включил лампу. Мягкое пятно света легло на малахитовое сукно столешницы. Никодим чувствуя всегдашнее волнение, выдвинул ящик стола. Там, в самом дальнем углу, завёрнутая в бархатную тряпицу, лежала Книга. Любимая Книга Никодима. Она была его страстью, его тайной и его слабостью. Он никогда и никому не признался бы, что читает её бесплатно, повинуясь какой-то непреодолимой тяге. В приличном обществе подобное порицалось и считалось постыдным, на вроде, юношеского рукоблудия.
Таких книг почти не осталось. Их уничтожило время и костры писательских бунтов. Писатели, которых становилось всё больше и больше и, которых почти никто не читал, долго копили ненависть к старым книгам. И однажды, запылали костры. Никодим помнил их зарево, горький дым, влетающий в окна. Будущий читатель был тогда совсем маленьким. Он нашёл Книгу в сугробе, возле дома, в грязном от копоти снегу. Её обложка, обугленная по краям, намокла и покоробилась. Никодим подобрал её, точно раненую птицу и выходил, высушив и расправив страницы.
Мальчик спрятал книгу от взрослых, сберёг её от беспощадных писательских чисток и обысков. Книга стала его главным тайным сокровищем. Он хорошо помнил, как ещё подростком Алёшкой Северовым, он учился читать по этой Книге, учился понимать красоту и лаконичность каждой строки, каждого слова. Он стал последним её читателем. Боже, как давно это было!
Никодим положил Книгу перед собой и, помедлив, раскрыл её наугад. Он знал каждую страницу на память, но всякий раз волшебство текста овладевало им безраздельно и ночной воздух комнаты наполнялся солёным морским бризом, хлопаньем парусов и криком чаек.
«…Из заросли поднялся корабль, — прочёл Никодим, чувствуя внутренний суеверный трепет, — …он всплыл и остановился по самой середине зари. Из этой дали он был виден ясно, как облака. Разбрасывая веселье, он плыл, как вино, роза, кровь, уста, алый бархат и пунцовый огонь. …Крылья пены трепетали под мощным напором его киля…»
Никодим вздохнул, смакуя дурманящее послевкусие текста, пролистнул несколько страниц и прочёл ещё:
«…Береговой ветер, пробуя дуть, лениво теребил паруса; наконец, тепло солнца произвело нужный эффект; воздушный напор усилился, рассеял туман и вылился по реям в лёгкие формы, полные роз. Розовые тени скользили по белизне мачт и снастей, всё было белым, кроме раскинутых, плавно двинутых парусов цвета глубокой радости…»
— Цвета глубокой радости, — повторил Никодим, с сожалением переворачивая последние страницы.
На глаза попались год выпуска, типография, тираж и цена книги. Цена была до неприличия малой. Ни один читатель не польстится на такую смешную цену и не станет читать даже самый короткий и распрекрасный текст. И, совсем уж нелепым, казался Никодиму тираж. 50.000! Это никак не укладывалось в голове. Этот автор, наверное, был миллионером или сумасшедшим, если собирался оплатить столько прочтений! Да и где найти столько читателей, если, во всём Городе их наберётся не больше десятка?! Тот же, скажем, Серафим Гальский заказал как-то тираж в двадцать книг и по сей день не пристроил и половины, хотя сулит читателям огромный барыш.