— О, Ника. Ты… — Я повернулась и увидела всхлипывающего Нормана. Он поджал губы, а его глаза затуманились за очками. Я впервые видела, как он по-настоящему плачет. Даже когда в семнадцать лет я попала в аварию, он старался сдерживаться и быть сильным ради нас и своей жены.
Волна нежности заставила меня грустно улыбнуться, я нахмурила брови. В костюме, при галстуке и без верной шляпы его голова казалась ещё более лысой.
Впервые Норман показался мне маленьким, немного сгорбленным, как ремесленник из истории, которая преследовала меня всю жизнь.
Именно он должен был сопровождать меня. «Он и только он».
Я взяла его под руку, положила ладонь ему на запястье поглаживая. В его очках я увидела своё сияющее отражение, фату на голове и блестящие серьги, что украшали мои щёки.
Я была ещё маленькой девочкой, когда впервые увидела так своё отражение.
Теперь я была женщиной, которой предстояло сделать один из самых важных шагов в своей жизни.
Он протянул мне букет роз, и я взяла его, крепко сжимая.
— Ты готова?
Комок эмоций сжался в горле. Я кивнула, а Норман, глубоко вздохнув, откинул занавес.
Передо мной открылось огромное пространство с окнами от пола до потолка, поддерживаемое конструкцией из слоновой кости. Свет проникал сквозь стёкла, танцуя тысячами белых хлопьев, придавая пейзажу за окном зачарованный вид, и напоминал ковёр из белых лепестков, рассыпанных перед алтарём.
Проход был усыпан цветами, маленькие сиреневые ленточки украшали сиденья, на которых сидели гости. Все повернулись, чтобы посмотреть на меня.
Я узнала некоторые из лиц: мистер и миссис Оттер, Винсент и Сара. Одноклассники и друзья из университета. Заметила, как мне улыбался доктор Майлз, и мою коллегу Дину (она стояла чуть дальше, в красивом зелёном платье, что подчёркивало шоколадный цвет её кожи).
В первом ряду — родители Билли и Мики, для которых я теперь была членом семьи. А рядом с ними, у самого края прохода, на самом центральном месте... Анна. Её глаза были полны слёз. Она излучала такую трогательную и искреннюю гордость, что при виде её у меня защипали веки и сжалось горло. Я смотрела на женщину, которая вырастила меня, на женщину, которая раньше других показала мне, что значит чувствовать себя любимой.
Я смотрела на свою мать.
И она улыбнулась мне, словно давно это я вытащила её из темноты, а не наоборот. Я прищурилась с горькой сладостью, приветствуя её.
И тогда я перевела взгляд на алтарь.
Здесь были все мои друзья. Стояли в линию. А перед ними…
Ригель.
Яркие тёмные глаза, сияющие, как драгоценные камни.
Зубы стиснуты, зрачки прикованы ко мне. Должно быть, он принял душ в одной из комнат поместья, потому что его волосы теперь были аккуратно уложены, а чёрный костюм сидел на нём неотразимо. Неподвижная тень омрачала его взгляд, делая мужчину хрупким и сияющим, и это зрелище покорило моё сердце.
Я была именно там, где хотела.
Рядом со своей семьёй, со своими друзьями, пока приближалась к нему.
Вздохнув, я улыбнулась ему и совсем растаяла. Я загорелась радостью, от которой у меня сияло всё — от глаз до кожи на лице. Его глаза задрожали, пока я двигалась вперёд в такт не свадебному маршу, а мелодии, которую услышала давным-давно, в тот день, когда покинула Грейв.
Песню, которую он играл на пианино.
Той, что сплела наши души вечной нержавеющей нитью.
Я не сводила с него взгляда, а Ригель смотрел на меня так, словно действительно ждал меня всю свою жизнь.
Лицо его было неподвижно, но глаза полны жгучих эмоций. С ужасом и потребностью, у которой не было имени, настолько болезненной, что он поддался ей.
Я подошла к нему. Норман поднял мою руку, невесомо поцеловал тыльную сторону и, пожав, отпустил.
«Ведь может быть сказка, в которой волк берёт девочку за руку…»
Я протянула руку и взяла Ригеля.
Он сжал в ответ.
Я крепко держала его руку на протяжении всей церемонии, пока не пришло время обмениваться кольцами.
Сняла перчатки, положила их на бархатную подушечку; затем взяла его руку и осторожно подняла. Давая ему клятву, я позволила кольцу скользить по его тонкому и длинному безымянному пальцу. Ригель следил за этим жестом с почти потерянным взглядом. Когда он вернул свой взгляд ко мне, я увидела в них всё: взрывающиеся галактики, синеватые созвездия, мерцающие звёзды.
Я поцеловала кончики его пальцев, и он крепко сжал мою руку, а затем взял другое кольцо и сделал то же самое под моим нежным, ободряющим взглядом. Мы продолжали, пока наконец не услышали слова, скрепившие наш союз.
— Я объявляю вас мужем и женой. Теперь вы можете поцеловать невесту.
Ригель повернулся ко мне. Я посмотрела ему в глаза, охваченная эмоциями, что пульсировали внутри меня. Ригель посмотрел на мои глаза и рот, понимая значение этих слов, и в следующее мгновение...
...он улыбнулся.
Улыбнулся той замечательной улыбкой, которая начиналась в уголках и рассыпала морщинки вокруг глаз. Улыбка, которая была подобна тёмному чуду на его лице.
Он улыбался так, словно в глубине души не верил в это, но реальность была прекраснее сна.
Потом он наклонился ко мне и поцеловал. Его губы прижались к моим, а я выгнулась дугой, поддерживаемая его сильной рукой, которая стремительно обхватила мою талию. Раздался рёв аплодисментов, я прижалась к нему, не обращая внимания на то, что происходит вокруг нас.
И тут я поняла, что, хотя всегда искала свет в самых тёмных местах, нашла его не я.
Это свет нашёл меня.
Чтобы забрать меня и унести с собой.
Он появился в глазах брошенного мальчика, с именем звезды и душой, такой же загадочной, как мелодия для фортепиано.
Но он меня спас.
И я...
Я никогда, никогда не отпущу его.
Музыка была мечтательной лаской.
Люди медленно двигались вокруг нас, в зале, украшенном в белых и серебряных тонах. После церемонии, в окутавшем нас спокойствии, я парила под потолком из хрустальных шаров с красивыми аппликациями из снежинок, посеребрившими скатерти, карточки и многочисленные детали обстановки.
Танцуя под медленные мелодии, прижимаясь щекой к твёрдой груди Ригеля, я не могла думать ни о чём, кроме нашей будущей совместной жизни.
— Было очень весело, — сказала с улыбкой.
— Что?
— Видеть, как ты хватаешь подвязку зубами… — Безмятежная и улыбаясь, я подняла лицо и посмотрела на него, упираясь виском в его грудь. — Но традиция предписывает, чтобы ты бросил её, тогда какой-нибудь холостяк поймает на лету. Ты не должен оставлять её себе.
Ригель приподнял бровь, щёлкнув языком.
— Никогда не был приверженцем традиций.
Я упёрлась подбородком ему в грудь и посмотрела на него яркими, счастливыми глазами. Мы забавлялись. Я распустила причёску, и теперь волосы свободно спадали по спине. Ригель провёл ладонью по моему позвоночнику, перебирая пряди.
— А ты не думала о другом способе избавиться от неё, Мотылёк?
Он заставил меня покружиться и рассмеялся над той частью нас, которая навсегда останется подростками, над своим мальчишеским прозвищем, которое он до сих пор использовал в некоторых случаях (чаще всего, когда хотел меня спровоцировать).
— Ты когда-нибудь перестанешь так меня называть?
Он нежно покружил меня ещё раз, и моё платье задело его ботинки. Я оглянулась на него, задержавшись на развязанном галстуке, на надушенной рубашке, из-под которой выступали сильные ключицы.
— Я так не думаю. Мне… я привязался к нему, — прошептал он тоном, средним между лаской и весёлой колкостью.
— Я думала, ты не сторонник традиций.
— Тогда, возможно, я мог бы называть тебя по-другому, —пробормотал он, пристально глядя в мои глаза. — Возможно, новое прозвище понравится мне даже больше.
— И какое же?
Ригель прислонился своим виском к моему. Я прижалась к его внушительному телу, чувствуя, как его присутствие окутывает меня, пока не ощутила себя в безопасности.
Это было ещё одно начало.
Новая сказка.
Новая, прекрасная история.
И пока он шептала мне на ухо эти слова, а я слушала с закрытыми глазами и улыбкой в сердце, я думала о том, что выйти замуж за любимого мужчину — это действительно последний подарок, который я могла ожидать от обычного Рождества.
— У нас ещё много времени, чтобы воспользоваться им, миссис Уайлд.