– Мне бы не хотелось… – пробормотала деликатная Александрина, стыдясь поднять голову, – ты понимаешь, мне бы не хотелось столкнуться с неожиданностью.
– Да уж, – хмыкнул Николай.
В самом деле, чего тут непонятного? Ему тоже не хотелось бы внезапно узнать, что Сашка провел наедине с мадемуазель Бороздиной некоторое время, а потом… начнутся всякие женские фокусы вроде задержек месячных дней, и это может произвести на мальчишку ужасное впечатление. Ну да, он ведь щенок благородных кровей, а значит, сочтет, что должен… обязан. Нет слов, император достаточно властен над сыном, чтобы убедить его отказаться от подобной глупости, а все же не хотелось бы, чтобы дело зашло далеко. Ни к чему, чтобы Сашка с младых ногтей тащил за собой хвост сплетен и слухов.
Самое простое – под приличным предлогом удалить от двора мадемуазель Бороздину. Однако это станет жестоким оскорблением старому генералу, которого Николай очень уважал. Нет, пока ничего страшного не произошло, никаких поспешных шагов делать не надо. А вот для того, чтобы этого страшного не произошло, необходимо следить за каждым шагом сына и Бороздиной. Кажется, Александрина намекает именно на это.
– Ну и кому мы могли бы это поручить? – задумчиво произнес Николай Павлович. – Какой-нибудь фрейлине?
– Ах нет, Никс, – в смятении взглянула на него Александрина. – Вот этого никак нельзя! Они все влюблены в великого князя, к тому же очень молоденькие и глупенькие. Боюсь, они перессорятся между собой… и наш фрейлинский цветник превратится в ужасный серпентарий. Тут необходим человек взрослый, солидный!
– А что ты скажешь о княгине Ливен?
Александрина оторвалась от созерцания кружевной салфетки, вскинула на мужа глаза и просияла улыбкой:
– Конечно! Конечно, это тот человек, который нам нужен!
Глава 2
Шпионка всегда шпионка
В ту минуту казалось, что личность на роль шпионки за принцем подобрана просто идеальная. Княгиня Ливен Дарья Христофоровна была сестрой Александра Бенкендорфа, верного друга и конфидента царей Александра и Николая, а также женой Христофора фон Ливена, бывшего посла России в Лондоне, а главное, сына поразительной женщины, Шарлотты фон Ливен, некогда воспитывавшей великих князей Александра, Николая, Константина и Михаила, сыновей императора Павла. Она была для них воистину второй матерью, и на ее невестку, младшую княгиню, Николай смотрел именно как на наследницу великолепной педагогической методы, безупречных манер, выдержанности и деликатности, которые были свойственны Шарлотте Карловне.
Княгиня Дарья чувствовала врожденное призвание к изящнейшему и авантюрному занятию – шпионажу. Вообще-то, в обязанности посланника, самого Христофора фон Ливена, входило как можно чаще посылать шифрованные донесения обо всем, что кажется ему заслуживающим внимания. Однако Христофор Андреевич считал ниже своего достоинства запоминать что-либо, кроме вполне официальных заявлений, прислушиваться к неофициальным разговорам, вернее, разговорчикам, улавливать подводные течения, собирать сплетни («Фи, бабье занятие!»). Его донесения грешили сухостью и малым количеством любопытных сведений. А жена чувствовала себя в этом закулисном мире как рыба в воде. Кроме того, она отнюдь не страдала от переизбытка нравственности, поскольку не являлась родной дочерью Шарлотты Карловны.
Обворожительная Дороти находилась в курсе всех политических новостей и смутных слухов, настроений лиц, стоявших во главе правления, обращала внимание на ничтожные факты, беглые фразы, намеки, делала заключения и сообщала о них мужу.
Кроме того, Дарья Христофоровна обладала феноменальной памятью в отличие от своего брата Александра Бенкендорфа, который был столь же феноменально забывчив. О его рассеянности даже ходили анекдоты: он забывал свою фамилию и не мог ее вспомнить без визитной карточки. Впрочем, сие не помешало ему прославиться. Во время Отечественной войны 1812 года с отрядом из восьмидесяти казаков он пробрался по французским тылам от Тарутина к Полоцку, пересек всю Белоруссию, захваченную неприятелем, прибыл в ставку генерала Витгенштейна и установил благодаря этому связь главной армии и корпуса, который прикрывал направление на Петербург. Недоброжелатели императора Николая считали Бенкендорфа душителем свободной мысли. Оный душитель был, между прочим, сторонником освобождения крестьян и в отчете возглавляемого им ведомства (он являлся шефом жандармов) писал о том, что крепостное состояние есть «пороховой погреб под государством», тем более опасный, что войско «составлено из крестьян же».