свойственной “защитникам” надменности. Машинам такие черты чужды – мы с упорством
приписываем им свои качества. Но фундаменты для возведения аналогий не только у нас в головах.
Думаю, “защитников” такими сделали специально, чтобы никто не забывал, что они умнее,
быстрее, сильнее и опаснее нас.
Проверили еще один переход – заблокирован. Ниже минус второго уровня нигде не спустишься.
На то, чтобы срезать или разбить блоки энергии еще хватит, но разведчики могут зарегистрировать
такой мощный разряд. Уверен, они оставили открытыми только тупиковые переходы.
– D40, стой.
Зашли в первое попавшееся здание. Я доковылял до пустого дверного проема, сел на пол и
уставился в стену. Дышать тяжело. Ожог все еще болит. Мне просто необходимо плеснуть на него
холодной водой…
– Фляги пусты…
“Защитник” ушел на минус второй уровень проверить цистерны. Я остался смотреть в пустой
полумрак и слушать мертвую тишину. По полу уже растекается вечерний холодок… Осень
24
пришла… Скоро зима. На земли AVRG зима приходит быстро и остается почти на весь год. Я вдруг
вспомнил, что граница ледника довольно близко. Он подошел к Шаттенбергу, а сейчас медленно
отступает, оставляя за собой обломки скал и глыбы камней самых причудливых очертаний. В
окрестностях города, после продолжительного оледенения, растут только мхи. Зато они изобилуют
разнообразием видов и красок. В Хантэрхайме мхи росли только на прогалинах, протопленных
скингерами… Когда мы ликвидировали этих тварей, я смотрел, как снег заметает “скингеровские
лужайки”, не оставляя и следа. Он не пощадил и наших следов. Снег забрал весь север –
несходящий снег, прессуемый в лед давлением времени. Они забрали север… Долго мы за него
бились… Ледник врезался мне в память, как шрам, который бледнеет с годами, но постоянно ноет,
не давая забыть о нем. Это грубый рубец в сознании, на который постоянно натыкаются мысли.
Ледник – великая, холодная сила, как будто обладающая волей – движимая стремлением подавлять,
покорять, уничтожать… суровый и жестокий север…
Август на исходе, и меня уже начинает бить дрожь. Скоро ударят заморозки – ударят резко и со
всей силы. Моя форма не рассчитана на длительное пребывание на морозе. Основная функция
термоизолятора – прятать меня от термоискателей врага. Скоро поднимется ледяной ветер, и все
здесь погребет снег… Ничего, в Шаттенберге не так уж холодно – и не к такому морозу привык. А
вот Ивартэн – это морозилка…
Не отпускает меня ледник – вернусь и, скорей всего, там и останусь… Хорошо, что Штрауб не
успел вышибить из меня мерзлый дух. Солнце прогревает его территории, разгоняет снега
ручьями… Там растут темные, густые синие ельники… Лес вообще плохо приживается, хоть и
адаптирован – отторгается постоянно. Мхи приспособились куда лучше – их даже корректировать
не нужно. Но как-никак – на территориях Штрауба растет лес… Штрауб – наша жизнь…
Пока я отрешенно рассматривал противоположную стену, мой браслет засек термоактивность
на грани восприятия. Интересно…
В темном дверном проеме застыла высокая, гордая фигура “защитника”: его глаза блекло, еле
заметно, светятся то ли белым, то ли голубым светом. Есть в этом что-то зловещее. Нет –
неверно… Стереотипы подавляют объективное восприятие окружающего, а аналогии
контролируют непредвзятость. Это как служба внутренней безопасности – без нее никак, но и на
нее должна быть управа.
– D40, у меня термоактивность…
– Это открытый огонь.
– Кто-то же его развел. Здесь нет горючих материалов, и самовозгорание невозможно. А браслет
не показывает больше ничего. Может, после взрыва?..
– Нет, это не сбой. Тот, кто развел костер, – вне зоны восприятия или защищен.
– Сейчас проверим…
Бреду за “защитником” – подходим к месту, откуда исходит сигнал. Стемнело окончательно, но
фонари мы не зажигаем. В прозрачном воздухе мерцает Большая Медведица. Вдали взвивается в
небо зарево прожекторов.
Где-то здесь… Ментальной активности нет, термоискатель указывает только на огонь… Вряд ли
кто-то мог уйти, не затушив костер. Что-то тут не то… Панели на руках “защитника” отходят, он
готовит излучатели. Проверяем…
– S9, есть визуальный контакт.
Действительно, в пустом окне подрагивает оранжевый свет. Забрались на первый уровень
строения на другой стороне улицы, встали возле широкого окна: пустые глазницы двух зданий в
упор смотрят друг на друга, создавая ощущение немого напряженного противостояния. Отсюда
просматривается комната и часть темного коридора за отключенными дверями. Трое офицеров в
черных шинелях сидят на полу возле небольшого костра… Сфокусировал прицел на освещенном
окне… На ментальную активность излучатель не наводится. Люди совершенно неподвижны –
словно уснули, дожидаясь ужина. Над костром установлена спица от статичного монитора – на нее
нанизана… колбаса! Палец на спуске чуть дрогнул… надо быть осторожнее.
Колбаса уже покрылась поджаристой корочкой, над ней клубится чадный дымок – подгорает…
Надо сосредоточиться. Трое людей – офицеры S7 или S9… черные шинели… Они из службы
25
внутренней безопасности… Говорят, что уйти от людей службы внутренней безопасности могут
лишь такие же нелюди, как они, но я-то прекрасно знаю, что это не так. Черт, ничего толком не
видно. Никакого освещения, кроме дрожащего неровного света огня… На стенах – огромные,
черные тени. Офицеры как бы проваливаются спинами в эти тени. Мои уставшие мозги все это
сбивает с толку. Их излучатели не активны, но оружие заряжено и на ждущем режиме. Если нас
засекли, то уже давно… Значит, ждали – наблюдают. Они для меня открыты – подпускают…
Костер на мгновение вспыхнул, пламя поднялось, озарило лица людей… Одно мгновение, но
мне достаточно, чтобы понять, что с ними что-то не так…
Колбаса подгорает – чадит!.. Ветерок уже доносит до меня ее запах…
– S9, убери палец со спуска. Нет ментальной активности. Термоискатель не распознает людей.
На них нет защиты.
Я усилием воли отогнал мысли о колбасе и присмотрелся к этому офицерскому собранию
повнимательнее.
– Раз они не регистрируются, значит, наши системы дают сбои.
– Нет.
– Тогда получается, что они в глубокой коме.
В подтверждение моему скепсису, один из них поднялся и подошел к окну, положив руки на
узкий подоконник. Он нас не видит, но смотрит, будто мы на свету прямо перед ним… Точно,
офицер из службы внутренней безопасности… только его шинель…
– Постой-ка… На них черные шинели союзников…
– Да, S9, это парадная форма офицеров подземных штурмовых отрядов RSSR начала войны.
– Может, уцелел кто…
– Видишь “звезду”? Награда полковника Коршунова – он погиб еще до Пересмотра Задач. Они
из первого поколения.
– Хладнокровные… Но первое поколение уничтожили очень давно.
– Значит не всех.
– Ты уверен?
– Полностью. Они могут регулировать частоту сигналов мысленного фона и температуру тела.
– Твари… Скрываются…
– Им известно, что мы рядом.
– Они ждут… Частота разрядов настолько низкая, что мы не можем выделить сигнал… Эти
твари просто не способны быстро ориентироваться в таком состоянии.
– В мою память не заложено практически никакой информации о первом поколении.
– В мою тоже – ну и хрен с ней.
Смотрю, как подгорает колбаса – еще немного и обуглится…
Колбаса чернеет… D40, видимо, обдумывает дальнейшие действия. Он, кажется, пытается
установить связь… Есть сигнал – тварь пробуждается, а я навожусь и спускаю тонкий луч… Перед
мысленным взором в ореоле света парит кусок колбасы. Стреляю автоматически и не могу думать