— Пли!
Раздается раскатистый залп, и люди, стоявшие рядом с ним, окровавленные, падают на снег. Брюллов пытается бежать и не может, ноги его словно приросли к земле… Еще мгновение — он тоже замертво упадет на запятнанный кровью снег… Брюллов, действительно, застонал. Он и упал бы, если его не поддержал бы Демидов.
— Что с вами, любезный Брюллов?
Но художник уже пришел в себя и тут же стал рассказывать Демидову о своих удивительных видениях и о том, что у него сейчас блеснула мысль написать большую картину, представив на ней гибель Помпеи. Только одно утаил Брюллов от Демидова — видение кровавой расправы на Сенатской площади.
Демидов так увлекся ярким рассказом Брюллова, что тут же предложил заключить с ним контракт на будущую картину, чтобы по окончании работы она перешла в его, Демидова, собственность.
Между тем Брюллов завершил наконец копию «Афинской школы». Она была признана в Риме лучшей копией, сделанной когда-либо с бессмертного Рафаэля.
Теперь, когда он окончил колоссальный труд, после того, как затратил столько времени, чтобы проникнуть в самые сокровенные тайны мастерства великого художника, ибо приходилось, как мы знаем, не просто копировать с оригинала, а многое в нем отгадывать и восстанавливать, теперь Брюллов готов был взяться за кисть, чтобы явить миру собственное творение. И Брюллов приступил к картине «Последний день Помпеи».
Много труда предшествовало работе над этой картиной — неоднократные посещения развалин Помпеи, где художник проводил часы, чтобы запечатлеть в памяти каждый камешек мостовой, каждый завиток карниза.
Брюллов перечитывал описания историков, особенно римского писателя Плиния Младшего — современника и очевидца гибели Помпеи. В музеях художник изучал костюмы, украшения и бытовые предметы той далекой эпохи.
Но главным в подготовительной работе были, пожалуй, не эти кропотливые и, безусловно, необходимые занятия, а великая идея, захватившая ум и сердце художника. Это была мысль о гибели всего прекрасного, и прежде всего человека, под натиском необузданной, жестокой стихии. Эта мысль овладела всем существом Брюллова. Об этом он задумывался еще в те дни, когда царь выслал Пушкина из Петербурга. А когда из России пришла весть о гибели декабристов, он окончательно убедился в существовании дикой и неразумной силы, губящей все передовое, прекрасное и благородное.
Хотя художник находился вдали от России и сюжет картины был не русский, идея картины и вдохновение, которое охватило его, порождены были Петербургом, где беспощадная сила самодержавия подавляла и губила лучших сынов Отечества.
КОЛОСС РУССКОЙ ЖИВОПИСИ
Прошло почти шесть лет с того памятного дня, когда на улицах безжизненной Помпеи у Брюллова возникла мысль написать картину о гибели этого древнего города. В последнем году художник так неистово работал, что его не раз выносили из мастерской в состоянии полного изнеможения.
Наступила осень 1833 года. Карл Брюллов открыл для посетителей двери своей мастерской. В ней находилось огромное полотно «Последний день Помпеи».
Весь Рим хлынул смотреть картину, о которой еще задолго до ее окончания шло так много толков.
Выставка картины художника Брюллова стала важнейшим событием в Риме. Виа Сан Клавдио — улица, где находилась мастерская русского художника — стала самой людной улицей в Риме.
Толпы зрителей осаждали выставку. Картиной восхищались все — итальянцы и многочисленные иностранцы, постоянно наводняющие Рим, знатная публика и простой народ. Даже художники, обычно столь ревнивые к чужому успеху, называли Брюллова вторым Рафаэлем.
Окруженные толпой многочисленных поклонников, в мастерскую Брюллова пришли знаменитые мастера: итальянский художник Винченцо Камуччини и датский скульптор Бертель Торвальдсен, живший все время в Риме. Несколько минут прошло в глубоком молчании. Затем Камуччини порывисто прижал к своей груди Брюллова.
— Обними меня, Колосс! — растроганно воскликнул он.
А Торвальдсен, обычно очень сдержанный, с чувством пожал обе руки Брюллову и объявил:
— Подобной картины никто из теперешних живописцев в Риме даже скомпоновать не в силах… — И, немного помолчав, добавил:
— Я считаю господина Брюллова величайшим после Рубенса колористом.
После успеха, выпавшего на долю его произведения в Риме, Брюллов решил выставить его в Милане. Он закрыл двери своей мастерской и начал было готовить картину в путь. В те дни в Рим прибыл знаменитый писатель Вальтер Скотт. Он был уже стар и болен. В Риме писатель хотел увидеть прежде всего картину русского художника, о котором писали газеты и которого так хвалили ему английские художники, находившиеся в Риме.