Глядя на свое усталое лицо в зеркале, он подумал, что можно было бы перерезать вены. Но знал, что не сможет. Потому что требуется нечто большее, чем отчаяние, чтобы совершить акт самоуничтожения.
Он глотнул воды. Какое счастье, подумал он, что вода еще течет. Он сомневался, что осталась хоть одна живая душа, способная заботиться о водопроводе. Или об электросетях, о газовых трубах, телефонных линиях и, если на то пошло, о любых других коммуникациях.
Какой дурак пойдет на работу в последний день перед концом света?
Когда Ричард вошел в кухню, там был Спенсер.
Он сидел за столом в шортах и смотрел на свои руки. На плите поджаривалась яичница. Значит, газ тоже пока есть, подумал Ричард.
— Привет, — сказал он Спенсеру.
Спенсер пробурчал что-то, не отрывая взгляда от своих рук. Ричард не стал его дергать. Он только немного убавил газ. Достал из буфета хлеб и сунул куски в электрический тостер. Но тостер не работал. Он пожал плечами и забыл о нем.
— Сколько сейчас времени?
Спенсер смотрел на него, задавая этот вопрос.
Ричард взглянул на часы.
— Остановились, — сказал он.
— A-а, — протянул Спенсер.
Затем спросил:
— А какой сегодня день?
Ричард задумался.
— Кажется, воскресенье, — сказал он.
— Интересно, в церкви есть народ? — произнес Спенсер.
— Какая разница?
Ричард открыл холодильник.
— Яйца все кончились, — сообщил Спенсер.
Ричард захлопнул дверцу.
— Нет больше яиц, — произнес он отупело. — Нет больше кур. Нет больше ничего.
Он привалился к стене, прерывисто вздыхая, и посмотрел в окно на алое небо.
«Мэри, — подумал он. — Мэри, на которой я собирался жениться. Которую я потерял». Он задумался, где она может сейчас быть. Задумался, вспоминает ли она о нем вообще.
На кухню притащился Норман, пошатываясь со сна и с похмелья. Постоял, разинув рот. Он выглядел пробудившимся лишь наполовину.
— Доброе утро, — просипел он.
— Доброе утро, солнце наше, — отозвался Ричард без всякой веселости.
Норман тупо посмотрел на него. Потом подошел к раковине и прополоскал рот. Выплюнул воду в сток.
— Чарли мертв, — сообщил он.
— Я знаю, — сказал Ричард.
— А. И когда это случилось?
— Вчера ночью, — ответил ему Ричард. — Ты был в отключке. Помнишь, как он все время твердил, что хочет перестрелять всех нас? Избавить нас от страданий?
— Ага, — сказал Норман. — Он приставил дуло мне к голове. Сказал: «Чувствуешь, какое холодное?»
— Ну да, а потом они с Моргом подрались, — продолжал Ричард. — Пистолет выстрелил, — Он пожал плечами. — Вот и все.
Они глядели друг на друга без всякого выражения.
Потом Норман повернул голову и посмотрел в окно.
— Эта штука все еще здесь, — пробормотал он.
Они поглядели на гигантский пламенеющий шар на небосклоне, который заслонял собой и солнце, и луну, и звезды.
Норман отвернулся, его горло дернулось. Губы задрожали, и он плотно сжат их.
— Господи, — произнес он. — Уже сегодня.
Он снова посмотрел на небосклон.
— Сегодня, — повторил он, — И все.
— И все, — отозвался Ричард.
Спенсер встал и выключил газ. Секунду посмотрел на яичницу. Затем сказал:
— На кой черт я это сготовил?
Он вытряхнул яйца в раковину, и они поползли по белой поверхности, оставляя маслянистые дорожки. Желтки лопнули и потекли, источая пар, на эмаль.
Спенсер прикусил губу. Лицо его окаменело.
— Я отымею ее еще раз, — вдруг произнес он.
Он протолкнулся мимо Ричарда и уже снимал шорты, заворачивая за угол коридора.
— И входит Спенсер, — произнес Ричард.
Норман сел за стол. Ричард остался стоять у стены.
Из гостиной они услышали, как Нэнси внезапно завопила во весь свой крикливый голос.
— Эй, вставайте все! Смотрите, как я это делаю! Смотрите на меня все, все смотрите!
Норман секунду смотрел в дверной проем. Потом внутри его что-то оборвалось, и он уронил голову на лежавшие на столе руки. Его худые плечи затряслись.
— И я это делал, — проговорил он судорожно. — Я тоже это делал. О господи, и зачем я только сюда пришел?
— За сексом, — сказал Ричард. — Как и все остальные. Тебе казалось, ты сможешь встретить свой конец в плотском блаженстве и в алкогольном дурмане.
Голос Нормана звучал придушенно.
— Я не могу умереть вот так, — рыдал он. — Не могу.
— Примерно два миллиарда народу занимается сейчас этим, — сказал Ричард, — Когда солнце врежется в нас, они все еще будут этим заниматься. Вот будет зрелище.