Афанасий, не дожидаясь конца, кинулся в сторону старой каланчи, стоящей в проезде к древнему городу, где за углом — он помнил, в подвальчике, можно было глотнуть живительной влаги.
Кажись, в этот день за кружкой пива и познакомился он с Анатолием Викторовичем. Точно он не помнил, поскольку встречи эти со временем стали регулярными, и усталый мозг стёр из памяти достоверность времени первого знакомства.
В маленьком подвальчике большого углового дома постройки 10-х годов нашего века прохладно и тихо. В него можно папасть через угловую дверь, спустившись на десяток ступеней вниз. Старые вытертые гранитные ступени, как вся громада дома, построенного в стиле модерн, как бы приглашают изнемогающего от жары прохожего, спуститься вниз под низкие своды передохнуть, освежиться стаканом холодной фруктовой воды, отведать мороженого или выпить бутылочку охлажденного пива. Посетителей здесь не бывает много. Небогатый ассортимент прохладительных напитков не всегда предлагает своим клиентам даже обычное пиво. Поэтому посещают этот подвальчик жители близлежащих кварталов, редкие случайные прохожие и те, кто знает этот уютный уголок. Всё же при случае здесь можно в спокойной обстановке скоротать время с приятелем за беседой.
Афанасий ещё на площади мысленно неоднократно проделывал к этому подвальчику путь. Он мигом скатился вниз по ступеням, взял две бутылки «Жигулёвского» и выбрал свободное место за столиком, у которого сидел мужик лет сорокапяти в хорошем сером костюме при галстуке. Перед ним стояли две пустых и одна недопитая бутылка пива.
«Я вам не помешаю?» — осведомился Афанасий.
Мужик внимательно его осмотрел несовсем трезвым взглядом и, убедившись, что Афанасий не станет выяснять у него меру уважения к себе, утвердительно кивнул головой, сделав приглашающий жест рукой.
Смыв первым стаканом пенистой влаги наждак жажды во рту, Афанасий вздохнул и огляделся вокруг. В этой маленькой забегаловке был занят ещё один столик, за которым бабушка кормила внука шоколадным мороженым.
Визави Афанасия хоть и был выпивши, вполне нормально держался и даже как-то изучающее приглядывался к нему, видимо чувствуя острую нужду в собеседнике.
«Что, мичуринец, с митинга?» — пользуясь правом возрастного преимущества и хмельного состояния, обратился мужик к Афанасию.
«С митинга. — тускло ответил он. — А почему мичуринцем вы меня назвали? — минуту подумав спросил Афанасий. — Я яблоки и груши только потребляю».
«А-а, вот видишь, сам сознаёшь, что полтребляешь, а наука считает, что творишь… На заводе работаешь?» — «На заводе…» — «Судя по рукам — чистая у тебя работа…» — «Слесарь-сборщик точных приборов. Работа не пыльная. В белом халате…» — «Да-а, не кузнец… Оч-чень колоритно получалось. И символика понятная даже безграмотному… Кузнечный молот. Он же скуёт, он же разобьёт… Хорошо и просто. Кузнец — создатель будущего. Символ пролетария… То бишь, рабочего. Хотя ты, возможно, наковальни не видел… А вот рабочий. Следовательно, по науке — создатель, двигатель прогресса, гегемон… Мичуринец значит… Понял?» — «Понял». — «Не обижайся. Конечно, Мичурин был создатель, энтузиаст. Но — своего маленького сада. И не более. Наверное, он был хороший добрый человек…» — «А я и не обижаюсь». — «Ну вот и хорошо… Будем считать, что познакомились. Тебя как зовут-то?» — «Афанасием». — «Хорошее имя. А меня зовут Анатолием Викторовичем».
Анатолий Викторович плеснул в стакан Афанасию пива, потом в свой, и отставил в сторону порожнюю бутылку.
«Что ж, за знакомство, — поднял он свой стакан, — За союз науки и производства… Сколько тебе лет? — осушив стакан спросил Анатолий Викторович, — На войну не успел?» — «Как раз на последний день». — «Повезло… Война, брат, хоть справедливая, хоть несправедливая — дело страшное и жестокое. Я ушел с пятого курса философского факультета в июне 41-го. Добровольцем. Прошагал от Шепетовки до Воронежа, потом от Воронежа до Берлина. Закончил войну старлеем. Командиром разведки артдивизиона. Демобилизовался. Закончил учение. Учу теперь других. Читаю курс партийно-политической работы в ВПШ…
Так что там было на митинге? Сам не пошел. Жарко очень стоять несколько часов под солнцем. Не для моего здоровья. Слушал по радио. Что-то часто прерывалась трансляция. Похоже на митинг вождь прямо с обеда пожаловал». — «Не знаю, с обеда ли, но выпивши был изрядно. Тут ещё жара его разморила». — «Да, любит он это дело. Приходилось мне с ним встречаться на фронте. Член военного совета фронта был. Чуть меня не расстрелял… Как раз перед началом боёв под Курском сбежал у меня солдат из свежего пополнения к немцам. Спасло, что земляками оказались».