– Зазнайка! – буркнул Веслав. – Он всегда так. Считает, что может приказывать.
– Он таков, – согласился Бравлин. – В бой всегда идет без сомнения. И всегда уверен в победе. И люди его такие же – никого не боятся. Но для нас это шанс! Веслав.
Бравлин и воевода посмотрели друг другу в глаза.
– Сколько дружины дашь? – всё понял воевода.
– Рассветёт через пять часов. Дорога займёт три часа. Время есть. Возьми четыре тысячи конников и… И ещё ту сотню стрельцов Гостомысла. Скажи сотнику, что я его прошу, поскольку не могу попросить самого княжича. Они тоже все конные. С конными как раз успеешь к началу. Вместе с данами у тебя будет больше, чем у Оливье. Понимаешь ситуацию? Хорошо бы нам начать эту войну с основательной трёпки прославленного графа. С запоминающейся трёпки. Постарайся дать её франкам. Это и в Старгороде стены укрепит – каждый после такого за двоих драться будет, и франков сразу на место поставит. И самого короля и его воинственного дядюшку. Ещё…
Князь говорил тихим спокойным голосом. Не приказывал, а просто говорил, даже чуть неторопливо, с раздумьями. Веслав смотрел внимательно, выслушивая указания.
– Ещё – просто просьба, и очень важная для всех нас. Карл очень любит Оливье. Может быть, больше всех других в своём войске. Граф очень сильный и умелый рыцарь. Прославленный победитель многих турниров. И, кроме тебя или, может быть, меня, с ним никто не справится. Моё место здесь, твоё место – там. Приведи мне его. Или привези. В любом виде. Но только не унижая, даже если он будет убит или ранен, потому что я, при всей своей неприязни к франкам, питаю к графу дружеские чувства. Он ко мне, кажется, относится точно так же. Ты постарайся быть ему добрым тюремщиком. Я знаю, что такая победа – подвиг. И, может быть, это будет более важным, чем разбить дружину графа. Это будет половина победы во всей войне. А имея за собой одну половину, можно уже надеяться, что вторая половина тоже нам достанется. Франки после такого поражения потеряют боевой дух. Король Карл впадет в долгую печаль. Это то, что нам необходимо для спасения.
– Я постараюсь. Но, княже, уводить из города почти всю конницу. Не слишком ли рискованно? А если что…
– Но ведь не всю же. У нас останется тысяча. И франков рядом нет. И на конях стены, как ты знаешь, не защищают. А для возможной вылазки за стены и тысячи хватит с лихвой. Кроме того, никогда не выигрывает тот, кто ни рискует. А ты вернёшься с победой уже завтра к вечеру. Мы все будем тебя ждать. Иди, и вели прислать ко мне тысяцкого Куденю. Хочу с ним кое о чем посоветоваться…
– Я понял, княже, – Веслав согласно наклонил голову, и, не дождавшись дополнительных указаний, вышел. Вслед за ним вышли и разведчики сотника Беловука, оставив Бравлина досиживать ночь в тяжёлом раздумье.
Князю не спалось уже не первую ночь, и ему, действительно, было о чём подумать. Он всегда гордился своим народом – не просто народом-воином, на протяжении многих веков сохранившим веру и имя предков, но и народом умельцем, потому что Старгород был ремесленной столицей всей Восточной Европы. Ни в одном другом городе не было таких умелых мастеровых людей, как в Старгороде, и прославили они княжество вагров благодаря большой поддержке, оказываемой мастеровому люду самим князем. Может быть, именно эта слава, которую купцы, представляя к продаже товары, производимые ваграми, разносили не только по всей Европе, но доплыли с ней и до Кордовского халифата, и до берегов Северной Африки, и до Византии, может быть, именно эта слава сослужила плохую службу славянам, вызвав неукротимое желание Карла Каролинга сделать Старгород своим. И вот уже почти двенадцать лет война то стихает, то возобновляется снова, то стихает, то возобновляется, но Старгород стоит и держится, гордый и своей воинской отвагой, и честью свободных людей тоже.
Однако бесконечно длиться такое противостояние не могло.
Главная беда состояла в том, что каждая из этих перманентных войн слишком дорого обходилась княжеству, поскольку оно не имело таких людских и финансовых ресурсов, которыми располагал король франков. Старгород год от года слабел и беднел. Если раньше Бравлин мог себе позволить отправиться с частью дружины на завоевание Швеции, и разграбление свейской столицы Сигтуны, и при этом более половины дружины оставалось на защите рубежей княжества, то сейчас во всём княжестве дружинников было меньше, чем тогда только в походном войске. И сейчас Бравлин чувствовал, что конец длительному противостоянию близок. Князь Бравлин Второй лучше всех других знал свои силы, и видел предполагаемое развитие событий даже лучше, чем тот же воевода Веслав. В этой новой войне, когда Карл стянул к границам княжества большие армии, вагры не могли уже выставить такой армии, которая смогла бы давать захватчикам достойный отпор на каждое действие. Если раньше Бравлин избегал отсиживания за городскими стенами, чтобы не подвергать город изнурительной долговременной осаде и штурму, то сейчас уже Бравлину невозможным стало набрать такую дружину, которая имела бы возможность встретить врага в чистом поле, не победить, но и не проиграть в открытом сражении. Таких сражений за двенадцать лет было множество, с разной степенью удачи или неудачи, но ни разу Карл не мог сказать, что он разгромил вагров. Они стойко выдерживали первый удар обычно превосходящего по численности противника, а потом отвечали своими ударами, многочисленными, молниеносными и болезненными ударами, нанося противнику значительный урон. Сейчас же, если и выдержать первый удар франков, уже недостанет сил на свой удар в ответ. На единственный свой удар, не говоря уже о многократных, как было раньше.