Молчание.
Альдонса невозмутимо пила воду. Маленькими аккуратными глоточками.
- Друг мой Санчо, вот история рода Кихано, - Алонсо обвел рукой портреты. - Все эти господа были наследниками Дон-Кихота, и каждый из них, достигнув зрелых лет, надевал доспех и отправлялся в странствия. О каждом из них слагались легенды...
Алонсо сделал паузу. Как бы для значительности, а на самом деле затем, чтобы из множества деяний своих славных предков выбрать самую что ни на есть убедительную "историю с хорошим концом"...
- Вот, друг мой Санчо, слева от лестницы вы видите портрет Алонсо Кихано-четвертого. Этот человек был требователен к себе и к другим; некоторые называли его фанатиком. Но неправда, что он призывал сжигать на кострах всех, кто не разделяет его убеждения; это домыслы, каких много вокруг семейства Кихано... Алонсо-четвертый знаменит тем, что спас ребенка от чудовищной бешенной собаки!
Санчо странно улыбнулся - и почему-то взглянул на Фелису.
Задребезжал дверной колокольчик.
* * *
Альдонса пила, хоть ее уже мутило от этой воды; Диего Кихано, несчастливый отец Алонсо, смотрел на нее с портрета.
Так надо, молча говорил дон Диего. (Альдонса отлично помнила его - они с Алонсо уже были мужем и женой, когда однажды двадцать восьмого июля Диего Кихано ушел в свое странствие). Так надо, терпи. Будь достойной подставкой для статуи прекрасной Дульсинеи...
- Сеньор Карраско, - сообщила Фелиса.
Альдонса нахмурилась. Сказаться больной? Уйти к себе?
Это была бы слабость, в Альдонсином роду не водилось слабачек. А как ее свекровь, мать Алонсо, шла за гробом своего замученного мужа? Прямая, как гвадаррамское веретено, с невозмутимым, будто высеченным из мрамора лицом...
И той же ночью умерла от сердечного приступа.
- Добрый день, милейший Алонсо, - юнец Карраско уже стоял в дверях. Добрый день, дорогая Альдонса... О-о-о, так это и есть наш оруженосец?
- Это не вполне ваш оруженосец, - отозвался Алонсо с недоброй улыбкой. - Это наш оруженосец, любезный Самсон... Присаживайтесь. Фелиса, еще один прибор...
Санчо, это Самсон Карраско, друг семьи.
* * *
Карраско переминался с ноги на ногу:
- Нет-нет, Алонсо, я не хотел бы... у вас домашний, в некотором роде семейный ужин... Я всего на минутку, Алонсо, можно вас на пару слов?
- Я слушаю, - Алонсо пожал плечами. - Здесь все свои.
- Алонсо, - гость замялся, - вы жаловались на бессонницу, так я добыл для вас великолепное снотворное! Куда лучше обыкновенной цикорной воды!
И торжественно замолчал, очевидно, дожидаясь похвалы.
- Он прекрасно спит, - холодно сообщила Альдонса. - Можете мне поверить, он спит, как ребенок.
Карраско не смутился:
- Очень хорошо, дорогая Альдонса, это просто прекрасно... Но волнения, но магнитные бури, изменение атмосферного давления - это все очень влияет на людей, подобный нашему Алонсо. Я сам в такие дни плохо сплю, что уж говорить о...
Он запнулся. Вздохнул; обернулся к Пансе:
- Санчо, любезный Санчо! С вами мне надо тоже переговорить... Потом, конечно.
Потом. Вы ведь будете сопровождать нашего идальго в походе, а странствия рыцаря - это не прогулка за грибами, здесь может быть много непредвиденных случаев, ситуаций, травм как физических, так и моральных... А я чувствую ответственность за здоровье Алонсо. За его душевное здоровье.
Алонсо весело подмигнул:
- Самсон, за последнюю неделю ты похудел и плохо выглядишь. Нельзя, чтобы доктор, переживая за пациента, сам угодил на больничную койку...
- Я успокоюсь только тогда, когда ваш поход благополучно завершится, отрезал Карраско, взгромождаясь за стол прямо напротив Санчо. Чуть поспешно кивнул Фелисе, предлагая наполнить его бокал. Выпил; промокнул салфеткой губы:
- Санчо... На вас ложится большая ответственность. Я научу вас некоторым тестам.
- Отправлялся бы ты с нами, - предложил Алонсо, отхлебывая от своего бокала.
- Я рад, что ты еще способен шутить, Алонсо... - кисло улыбнулся Карраско. - Санчо, запомните: вы с вашим хозяином должны видеть одно и то же. Если вы увидите мельницы - Дон-Кихот смело может с ними сражаться. Но если вы будете видеть мельницы, а сеньор Кихано - великанов, тогда срочно надо возвращаться назад, это я вам как доктор говорю...
Санчо перевел наивный взгляд с гостя на хозяина и обратно, вздохнул, развел руками:
- Сеньор Алонсо, не понимаю, чего от меня хочет этот господин...
Карраско нахмурился.
- Видите ли, Санчо, - Алонсо примиряюще улыбнулся. - Семейство Карраско - друзья семьи Кихано... Эта дружба длится вот уже несколько столетий.
Альдонса хмыкнула.
- Я психиатр, - сварливо сообщил Карраско. - То есть я начинающий психиатр, но мой отец, тоже Самсон Карраско, он был светилом психиатрии. Он наблюдал еще дедушку нашего Алонсо, и уж конечно, он наблюдал его отца... У меня есть архивы двухсотлетней давности! Для психиатрии очень важны наследственные связи, и, зная историю семьи Кихано, я могу многое предсказать... - тут он сжал губы и скорбно покачал головой. Наследственность... Вы понимаете? У семьи Кихано такая наследственность, что...
И Карраско сложил брови домиком, а Санчо обернулся к портретам на стене - теперь он разглядывал их с подозрением, будто желая отыскать искорку сумасшествия в печальных глазах предков Алонсо.
- Санчо, не принимайте все это слишком близко к сердцу, - вкрадчиво сказала Альдонса. - Так называемая психиатрия больше здоровых сделала больными, чем больных - здоровыми. На самом деле слухи о так называемом безумии Рыцаря Печального Образа сильно преувеличены.
- Так ли преувеличены, дорогая Альдонса? - не сдавался Карраско. - Еще в детстве отец заставлял меня на память заучивать отрывки из медицинских статей, в частности такое вот определение: "Безумие Дон-Кихота носит характер паранойяльного бреда. При этом бред носит систематизированный характер.
Бредовыми являются не идеальные нравственные устремления Дон-Кихота, а форма и способы их исполнения. Можно думать, что у благородного рыцаря наступило возрастное снижение психики, проявляющееся в сентиментальности, неадекватном восприятии рыцарских романов, неспособности реально оценивать свои физические возможности".