— В каком смысле — почему?
Со сжатыми кулаками она подалась вперед и, брызгая слюной, пронзительно крикнула:
— Я ведь презренное ничтожество! Все, кто меня знает, меня ненавидят! Меня ненавидел отец! Меня ненавидел брат! — Ее голос сорвался, лицо исказила гневная, страдальческая гримаса. — Я порчу все, к чему прикасаюсь! Я — дерьмо! Почему ты этого не видишь?
Арди закрыла лицо руками и, задрожав, повернулась к нему спиной.
Потрясенный Джезаль молча смотрел на содрогающуюся от безмолвных рыданий фигурку, и у него самого затряслись губы. Старый Джезаль дан Луфар быстро схватил бы ключ, вылетел стрелой на улицу и впредь на пушечный выстрел не приблизился бы к дому Вестов, тихо радуясь, что так легко отделался. Новый Джезаль об этом только подумал. Крепко подумал. Но теперь он был сильнее, чем прежде. По крайней мере, так он мысленно себя уверял.
— Я люблю тебя. — Слова, слетевшие с окровавленных губ, отдавали ложью, но отступать было поздно. — Люблю по-прежнему. — Джезаль пересек комнату и, несмотря на сопротивление, заключил Арди в объятья. — Ничего не изменилось.
Он запустил пальцы в темные длинные волосы и прижал ее голову к груди. Она тихо плакала, уткнувшись в нарядный мундир, размазывая слезы и сопли.
— Ничего не изменилось, — вновь прошептал Джезаль.
И это было неправдой.
Время кормления
Они сидели на некотором расстоянии друг от друга, так что со стороны никто бы и не догадался, что у них встреча.
«Просто два человека в перерыв между делами случайно примостили свои задницы на одну скамейку».
Стояло раннее утро. В росистой траве, шелестящих кронах деревьев и ручьях парка золотистыми бликами мерцало солнце, яркие лучи слепили Глокте глаза, и, тем не менее, в воздухе ощущалась коварная свежесть. Лорд Веттерлант, очевидно, вставал рано.
«Впрочем, я тоже «жаворонок». Ничто так не способствует раннему подъему, как бессонная ночь, проведенная в корчах и судорогах».
Его светлость достал из бумажного пакета щепотку хлебных крошек и бросил их под ноги. Важные утки, толпящиеся неподалеку, только того и ждали — весь выводок принялся яростно наскакивать друг на друга, борясь за заветный корм. Старый аристократ равнодушно наблюдал за птицами, на морщинистом лице не отразилось и тени эмоций — оно напоминало маску.
— Наставник, я не питаю иллюзий, — не глядя на Глокту, едва шевеля губами, монотонно произнес он. — Я довольно мелкая фигура, чтобы участвовать в гонке, даже если бы и хотел. Но достаточно крупная, чтобы получить с нее дивиденды, — и намерен получить все, что можно.
«В кои-то веки сразу к делу, без светских бесед о погоде, детях-внуках или сравнительных достоинствах разноцветных уток».
— Ничего постыдного в этом нет.
— Я считаю иначе. Но у меня многочисленная семья, и с каждым годом она растет. Мой вам добрый совет — не заводите много детей. — «Ха! Эта беда мне точно не грозит». — Еще я держу собак, которых тоже нужно кормить, а аппетит у них зверский. — Веттерлант издал долгий хриплый вздох и бросил птицам еще одну щепотку крошек. — Чем выше, наставник, поднимаешься, тем больше людей от тебя зависят, тем больше их крутится у твоего стола, жалобно выпрашивая подачки. Печально, но факт.
— На вас лежит большая ответственность, милорд. — Ногу Глокты свело судорогой, и он осторожно вытянул ее вперед, пока в колене не раздался щелчок. — Но, позвольте узнать, насколько она велика?
— Разумеется, мой голос. И три кресла в открытом совете. Все они подчиняются мне. С моей семьей их связывают соседство, дружба, узы брака и давние традиции.
«Как хрупки могут оказаться эти связи в нынешние времена».
— Вы уверены в тех троих?
Веттерлант холодно взглянул Глокте в лицо.
— Наставник, я не настолько глуп. Мои псы на надежной цепи. Я в них уверен. Насколько можно быть уверенным в наши ненадежные времена.
Он бросил на траву еще горсть крошек, и утки с кряканьем начали друг друга клевать и бить крыльями.
— Всего получается четыре голоса. — «Недурной кусок пирога».
— Всего четыре голоса.
Глокта, откашлявшись, быстро огляделся по сторонам: нет ли поблизости лишних ушей? В конце дорожки какая-то печальная девушка равнодушно созерцала искрящуюся на солнце воду. По другую сторону, примерно на том же расстоянии, сидели два растрепанных офицера Собственных Королевских и громко обсуждали ночной кутеж, споря, кто больше выпил.