Ищейка взглянул на Тула, и тот виновато отвел глаза. Все они видели, как Логен впадает в проклятый боевой раж.
— Это было давно, — сказал Тул. — Люди меняются.
— Не-ет, — ухмыльнулся Доу. — Не меняются. Себя таким враньем успокаивайте. Я буду держать ушки на макушке! Девять Смертей — не хрен собачий. Кто знает, что он выкинет дальше?
— Есть идея.
Обернувшись, Ищейка увидел Логена — тот стоял, прислонившись к дереву. Ищейка хотел было улыбнуться, но так и не смог, стоило ему заметить взгляд Логена. Взгляд, который Ищейка знал издавна и который вызывал в памяти все самое страшное. Так смотрят на тебя мертвые, когда из них совсем утекла жизнь и когда им уже на все наплевать.
— Если желаешь говорить, говори со мной прямо.
Логен приблизился чуть не вплотную к Доу. Он свесил голову набок; на его обмякшем лице отчетливо проступили белые шрамы. У Ищейки аж волоски на руках встали дыбом; хотя солнце припекало, его пробрал озноб.
— Будет тебе, Логен, — примирительно произнес Тул, стараясь обернуть все в шутку. — Доу просто так ляпнул. Он же…
Логен перебил его, обращаясь к Доу.
— Когда я в прошлый раз преподал тебе урок, — не меняя мертвецкого взгляда, проговорил он, — то думал, что ты его усвоил. Похоже, у кого-то из нас короткая память. — Он встал к Доу еще ближе, чуть не впритирку. — Ну? Тебе нужен еще урок, парень?
Ищейка вздрогнул. Если эти двое сейчас сцепятся не на жизнь, а на смерть, то их не остановишь. В напряжении, казалось, прошла целая вечность. Черный Доу никому не позволил бы так с собой разговаривать, ни живому, ни мертвому, даже самому Тридуба, но вот он наконец ощерил желтые зубы и произнес:
— Не, одного урока мне хватит. — Доу отхаркнул комок слизи, сплюнул в сторону и, по-прежнему улыбаясь, стал медленно пятиться. Своим видом он словно бы говорил: на этот раз уступаю, однако в следующий последнее слово останется за мной.
Когда Доу скрылся из виду, Тул шумно выдохнул. Крови не пролилось.
— Ладно, — произнес Грозовая Туча, — Север, да? Надо парням рассказать.
— Угу, — хмыкнул Молчун и, сунув в колчан последнюю стрелу, отправился следом за Тулом.
Когда они исчезли в чаще, Логен присел на корточки у костра и положил руки на колени.
— Благодарение мертвым, я чуть не обосрался.
Только сейчас Ищейка понял, что все это время не дышал. Шумно вдохнув, он произнес:
— Зато я вроде как штаны чуток измарал. Зачем так вести себя?
— Сам знаешь. Дай человеку вроде Доу волю, и он уже не остановится. Затем остальные парни решат, мол, Девять Смертей не такой уж страшный, как про него говорят, и рано или поздно кто-нибудь — у кого на меня зуб — попытается всадить мне в спину нож.
Ищейка покачал головой:
— Тяжело тебе, наверное, живется?
— А кому легко? Жизнь не меняется. Никогда не менялась.
И то правда… если самому ничего не менять, то жизнь, понятное дело, никогда не изменится.
— Все же, ты уверен, что это было нужно?
— Тебе, может, и нет. Тебя-то люди признают. — Логен поскреб подбородок, печально глядя на лес. — Я свой шанс нравиться людям упустил лет пятнадцать назад. Второго не будет.
Лес был теплым и знакомым. Птицы щебетали себе, наплевав и на Бетода, и на Союз, и вообще на дела людей. Тишь да благодать. Это-то Ищейке и не нравилось. Он потянул носом воздух, попробовал его на вкус, как бы покатав на языке. С момента, когда стрелой в бою убило Катиль, он был вдвойне осторожен. Доверься Ищейка своему чутью полнее, он бы спас ее. Но что впустую сожалеть о прошлом?
Засев в кустах, Доу глядел в сторону неподвижного леса.
— В чем дело, Ищейка? Что унюхал?
— Запах людей, но какой-то кислый. — Он снова принюхался. — Пахнет как…
Из лесу вылетела стрела и вонзилась в дерево рядом с Ищейкой.
— Дерьмо! — вскрикнул он, плюхаясь на зад и доставая из-за спины свой собственный лук. Как всегда, не вовремя, с опозданием, потому что рядом — матерясь — прильнул к земле Доу. Доставая секиру, он чуть не выбил уголком лезвия ему глаз.
Ищейка только хотел приказать своим людям остановиться и даже вскинул руку, а те уже кто попадал на пузо, кто прыгнул за дерево или за камень. Обнажив оружие, воины тревожно глядели в сторону леса.