На фоне нерадостных дум, постоянно поступающие доклады, рапорты: потеряна связь с эсминцами. Где-то там за пределами видимости сбит последний самолёт разведчик. До рандеву с судном снабжения по южному, юго-западному направлению критические показатели. Необходимо сбавить ход до экономичного? На штурманском столике пометки — широта, долгота условной точки встречи. Если судно снабжения уже не обнаружено противником. Если дотянем, если живы будем.
Линкор, роя носом волну, отворачивал от европейских берегов южнее.
Когда капитан британской подлодки получил сообщение о смене курса вражеского корабля, он лишь по-первой озаботился, а потом довольно улыбнулся — время атаки оттягивалось. Он готов был всю ночь следовать за японским линкором, как привязанный, и на рассвете, хоть при какой-то видимости, потопить его. Уж больно ему хотелось лично взглянуть на бронированного исполина и на результат атаки.
Какое-то недоброе чувство посетило капитана авианосца «Илластриес». Согласно приказу Главнокомандующего, он с кораблями прикрытия выдвинулся в южном направлении, идя на полном ходу вслед японскому линкору, сокращая полётное время ударных самолётов. Теперь эта махина поменяла курс. Ему почему-то привиделось, как ребята на локаторах потеряли линкор, а тот снова сменил курс, и неожиданно оказался перед авианосцем на дистанции стрельбы из своего главного чудовищного калибра. Хотя быстро сделав некоторые расчёты, он усмехнулся, ругая себя за бурную и глупую фантазию — выдуманная им ситуация невозможна. Большее беспокойство у него вызывал широкий грозовой фронт, надвигающийся с северо-востока — редкостная пакость, но, да его ребята справятся.
Неприятный осадок остался у капитана фрегата «Сент-Альбанс» после случая с избитым японским эсминцем.
Пилот патрульного вертолёта кружащего вокруг болтающегося на волнах выгоревшего остова, докладывал, что на борту есть ещё выжившие. По геликоптеру поначалу стреляли из стрелкового оружия, но уже прекратили. Потом вертолёт ушёл на дозаправку.
Кэптен фрегата ещё издалека стал рассматривать противника в бинокль. Японский корабль представлял жалкое зрелище. Эсминец и до этого, наверное, отличался стремительным, низким профилем, ныне словно распластался по воде: были срезаны или искорёжены все надстройки, дымовые трубы и мачты. Хаотичной паутиной свисали с бортов леера. В почерневшем от копоти металле зияли рваные дыры. Сколько капитан ни вглядывался, не увидел ни одного не то что разбитого орудия, даже намёка на станину или покорёженный ствол.
«Видимо поэтому уцелевшие из команды палили из личного оружия», — рассудил он.
Остатки экипажа на удивление потушили все пожары, а может и гореть уже нечему было, лишь кое-где ещё курился сизый дым, сбиваемый порывистым ветром. «Сент-Альбанс» подошёл достаточно близко, что можно было рассмотреть подробности уже невооружённым глазом. На палубе японского корабля виднелось от силы человек пять, послышались крики, мелькнула сталь клинков.
— На кой нам эти пленные? — Чертыхнулся старшина морской пехоты из досмотровой команды. Поправив висящую на плече винтовку, он взялся за свой бинокль, — господи, да они пьяные!
В это время раздались приглушённые щелчки выстрелов — по-прежнему что-то кричащий, измазанный копотью азиат, поначалу размахивая маленькой бутылкой и клинком, вдруг отбросил пустую стекляшку в воду, выхватил пистолет и бегло разрядил всю обойму. Качка была приличная и пули с большим разбросом, даже не взвизгнув в близости от англичан, ушли в небо.
— Ах ты, сука! — Старшина выхватил из-за плеча оружие, выпустил длинную очередь.
Этот попал — со стороны японского судна раздались громкие крики, два человек упали.
— Отставить! — Закричал капитан.
— Капитан, неужели не видно — они сдаваться не будут, — в сердцах воскликнул старшина, — мне что, вести своих ребят на их мечи или перебить им всем для начала ноги? Да едва мы ступим на борт — они подорвут судно!
— Стоп машина! — Приказал капитан, и после небольшого раздумья, — связь мне с командованием.
Однако решение японцев опередило радиоволны.
— Господи, — промолвил помощник капитана. Капитан снова перевёл взгляд на вражеский эсминец.
Возможно, взрываться на израненном эсминце было уже нечему. Команда открыла кингстоны, вокруг борта заклокотала вода, медленно заглатывая покрытое копотью железо. Японцы стояли, высоко подняв клинки, нестройно выкрикивая какой-то свой гимн.
Нахмурил брови Трэвор Соар:
«Всё-таки „японец“ поменял курс и вся эта история, которая некоторым сначала казалась, чуть ли не игрой, неприятно затягивается. А всё эти идиоты штатские в министерстве. Сейчас нажжём горючки, накрутим ресурсы техники, а в оконцовке один чёрт потратимся на новейшие ракеты».
Не менее сердитыми и нервными пребывали командиры союзных подразделений томящихся в ожидании на злополучном эстонском пассажирском корабле. Изнывая в замкнутом пространстве, в безделье, ежечасно ожидая выхода в море, но всякий раз получая команду «отбой», молодые крепкие парни застоялись как кони в стойле. И естественно не обошлось без потасовки. Спровоцировали драку надутые англичане, следом тут же вскипели горячие эстонские парни, масла в огонь подлили поляки, а досталось латышам и литовцам. В итоге ещё не начав боевых действий, союзнички теснящиеся на судне понесли потери. Не считая синяков и лёгких ушибов, в военный госпиталь отправили трёх бойцов с переломами, одного слегка подрезали, два солдата неудачно упали на нижнюю палубу, свернув шеи, ещё один, свалившись за борт, так и не был найден.
Довольные лишь садились на палубу пилоты ударных истребителей, вволю и безнаказанно отработав над океаном. Вертолёту с авианосца даже удалось оперативно выловить по радиомаяку флайт-лейтенанта Самюэля Питта, потерявшего свой самолёт. В иные эсминцы пришлось, правда, вогнать аж до четырёх «СиСкуа», прежде чем те теряли ход и, пылая, тонули. Но тонули же!
Такое же чувство превосходства и безнаказанности испытывал Альгидрас Рауде родом из Клайпеды, сидя на позиции в одной из высоток района Квинс города Нью-Йорка, вгоняя пулю в появляющуюся в прицеле тепловизора очередную фигурку неосторожного азиата.
С профессиональным равнодушием опытного бойца Валдис Клявиньш высматривал в оптику противника, стараясь поразить исключительно командиров. Ему, прошедшему практику наёмником в латышском отряде в Чечне на стороне боевиков, было даже не в диковинку увиденный однажды в бинокль обряд сепуку — чеченцы нередко отрубали головы русским солдатам.
Охреневал эстонец Мартин Паулсон, трясясь вместе с захлёбывающимся пулемётом от бешеного напора японских пехотинцев, бегущих с примкнутыми штыками под пули его M240G.
Во время зачистки на улицах Стивенсвилла с некоторым уважением направил ствол штурмовой винтовки в грудь смертельно раненого самурая, скребущего асфальт вблизи оброненного меча, а затем нажал спусковой крючок капрал Войска Польского Матеуш Шаминьский.
Все эти последние события, произошедшие на разноудалённом расстоянии друг от друга: решения политиков и приказы командиров, личные поступки отдельных военнослужащих, словно были объединены в одну причинно-следственную группу, эдакий маленький мыльный пузырёк (один из многих) в большом пузыре развития Генеральных событий. Планомерно развиваясь и набирая новые факты своего бытия, он рос пока не достиг определённых критических размеров. Возможно, спусковой крючок капрала был последней каплей порвавшей силы натяжения. Лопнув, этот, скажем так условный пузырёк, влился в общую линию событий, перешёл на новый порядок, заняв свою нишу, вызывая новые следствия вероятностей и закономерностей.