Испокон веков в мире все люди проходили одни и те же стадии развития — от младенца через юношество ко взрослости, а дальше постепенно стремясь к закату своей жизни, набираясь опыта и житейской мудрости. Но Бай Сюинь совершила невозможное, одним махом превратившись из взрослой почтенной женщины прямиком в юную деву, чьи терзания и томления были до краёв наполнены предметом своей внезапно вспыхнувшей страсти. Она злилась на других, чьи мысли не были обременены чем-то подобным, на несправедливость мира, в котором она, наконец, чего-то искренне возжелала, но не могла этого получить, на себя, за то, что вообще желала это получить, и на свои чувства, которые появились так внезапно и без приглашения и изводили её который день.
Бай Сюинь предпочла бы воспринимать это как испытание своей силы духа, если бы внезапно не обнаружила, что этим самым духом она оказалась преступно слаба. Голос разума говорил ей держаться подальше от конкретного человека, и она мысленно кивала, соглашаясь, а потом внезапно обнаруживала себя стоящей напротив гостевых домиков, к которым её собственные ноги каким-то предательским образом привели, хотя она шла в совершенно другую сторону. И старейшина Бай разворачивалась, спасаясь бегством, пока другие случайно не увидели её слоняющейся тут без причины и не заподозрили непонятно в чём. Но чем больше она гнала от себя эти мысли, тем стремительнее и яростнее они возвращались, вторгаясь в самые невинные размышления о погоде, медитациях, тренировках и всем тем, чем она так отчаянно старалась забить голову, только бы избавиться от этого наваждения.
Судьба Бай Сюинь была предрешена, как только обнаружился её талант к боевым искусствам. Она была трудолюбива и целые дни посвящала изматывающим тренировкам, поэтому считала победы вполне заслуженными, а свой гений результатом кропотливой работы и множества самоограничений. Уже в семнадцать она сформировала духовное ядро, а в двадцать с небольшим стала обладательницей собственного титула — Тяньцинь звёздного неба[1] — первая из своего поколения. Но в этой битве с собственным сердцем она позорно проигрывала.
Сидя в просторном обеденном зале и ковыряя пресную еду, ибо в даосском ордене другую и не готовили, чтобы не соблазнять юные умы мирскими удовольствиями, она снова думала о несправедливости своего положения. Словно ребёнку дали попробовать конфету, а потом забрали, решив, что он недостаточно хорош, чтобы её съесть, поэтому конфета должна достаться кому-то другому. Тому, кто не приложит ни капли усилий, чтобы её получить, и всё же получит, а Бай Сюинь так и останется сидеть до конца жизни перед пресной тарелкой, ибо человеку для жизни и постижения Великого Дао конфеты ни к чему.
Внезапно все разговоры смолкли, и обрушившаяся на обеденный зал тишина заставила старейшину Бай вынырнуть из своих мрачных мыслей и поднять голову. Причиной молчания адептов и их сияющих любопытством глаз стал человек в чёрном косматом плаще, припорошённом снегом. Он вошёл в обеденный зал, неловко потопал на пороге, сбрасывая прилипшие комья снега со своих огромных сапог, а потом, не обращая внимания на прожигающие его взгляды, прошёл к кухне, где молча кивнул повару, получил от него небольшой полотняный мешочек, а затем развернулся и вышел. После того как дверь за ним захлопнулась, разговоры в обеденном зале стали в два раза более оживлёнными и в три раза более нелепыми, потому что, случайным образом напомнив о себе, этот человек всколыхнул все сплетни, что илом успели осесть на дне юных умов.
Старейшина Бай угрюмо окинула взглядом внезапно ставшую абсолютно безвкусной еду перед собой. Возможно, если бы в ордене лучше кормили, адепты были бы более увлечены поглощением пищи, чем обсасыванием сомнительных слухов. Пожалуй, стоит поднять вопрос об улучшении стряпни местных поваров на следующем собрании старейшин ордена. Она поднялась из-за стола, так ничего и не съев, и вышла из зала на морозный воздух.