Шум стоял жуткий, оглушительный «бды-ыщ» поднимался от земли и бил в Пшика волнами звукового ужаса. Ил, раковины, корни и куски породы измельчило в пюре и взметнуло вверх струями месива, которое затем рухнуло на мальчика жестоким ливнем и забилось в самые поры. Пшику казалось, будто его без церемоний хоронит, погребает под одним только весом грязи, льющейся с неба на худощавое тело.
«Ма никогда не узнает, что со мной стряслось», – вдруг дошло до Пшика, и мысль привела его в ужас. Он попытался крикнуть, но зря – в рот сразу же набился мусор. Глаза залепило грязью, даже футболку порезало обломками.
«Я труп, – подумал Пшик. – Ничего не могу сообразить».
Но дрожь земли постепенно унялась, и сквозь вой в ушах пробился смех. Судя по всему, Ридженс Хук охрененно веселился.
– Ну чо, понравилась светошумовая граната, дружок? – подал он голос. – Зашла вкусняшка? Спорю, ты там раззявил тупую пасть, а? От души хлебнул болотного дерьма?
Хук снова расхохотался и, может, это все контузия, но Пшик был готов поклясться, что расслышал звериные нотки.
– Каждый раз после стычки какой-нибудь тупой щенок обязательно носился туда-сюда с раззявленной пастью и ловил полный рот шрапнели. Нам чаще зубы вырывало, чем конечности.
Пшик выглянул сквозь заросли. Неплохое укрытие, как ему думалось. Ридженс Хук восседал на кабине лодки, попинывая ботинком лобовое стекло. На коленях, словно любимый питомец, лежал гранатомет. Модель была Пшику даже знакома, спасибо игре «Call of Duty»: ММ-1. Странная на вид, массивная ублюдина. Шарманка смерти.
– Прекрасная ночка, скажи, пацан? Спорим, жалеешь, что высунул нос из Нового Орлеана, а? Спорим, жалеешь, что старина Айвори не заслал шпионить кого-то другого.
«Айвори, – думал Пшик. – Хук не знает, кто я».
А значит, если он сумеет улизнуть от констебля, надо всего лишь добраться до пироги.
Хук закинул гранатомет на плечо.
– Сынок, я готов спорить, что ты думаешь, мол, надо всего-то тихо как змея проползти к своей лодке и грести отсюда. Ну, плохие новости с того фронта. Твоя лодка только что проплыла мимо меня в сторону залива. Ты, похоже, не очень-то хорошо ее закрепил.
Пшик сощурился по максимуму – вдруг белки глаз выдадут. Хук что, берет его на понт? Он вообще закрепил-то лодку?
Вряд ли.
Не то чтобы он вообще особенно планировал финальную стадию своей миссии. Так что теперь застрял на этом сраном острове с кабанами, пумами и, наверное, кучкой огненных муравьев, которые ровным строем вот-вот заползут в штаны. А если рвануть наутек, Хук впендюрит ему в зад гранату как реактивный снежок.
Да уж, ночка выдалась просто чудная.
Эверетт, блядь, Моро: гениальный стратег.
Как тот французский малый, который сходился с высокими дамами, чтобы выпендриться. Наполеон.
Ну только совсем другой, за исключением того, что обоих поимели на острове, если память Пшика не спала с другим. Или это Гека Финна поимели на острове.
Так или иначе, идиотом, которого сегодня вечером имели на обрамленном водой участке суши, был Пшик.
«Простите, мисс Ингрэм», – передал он мысленно учительнице обществоведения, единственной, кто пришелся ему по душе за всю десятилетнюю историю его обучения.
– Эй, сынок! – пророкотал Ридженс Хук. – Я скажу тебе вот что. Почему б тебе не выбросить эту твою мобилу? Все равно небось вымокла, вид жалкий. Черт, да я лично в твоем заявлении подмахну, что нужна новая. Потому что мы оба знаем, на этом отрезке реки сигнал ты не поймаешь.
«Ничего не жалкий, – подумал Пшик. – Целенький, у меня в кармане».
– Сделай-ка мне такое одолжение, – продолжил Хук, – а я заберу свой ящичек боеприпасов и на том порешим. Что скажешь? Такой скидки даже в «Таргете» не дают.
Хук, по всему, был в настроении потрепаться. То есть в типичном для себя, по опыту Пшика. Ваксмен однажды поделился мнением, что фирменный стиль болтовни Хука подобен тюремному торту: «Весь такой красивый и в глазури снаружи, но ты знаешь, что где-то внутри затаился нож».
Например, когда Элоди была поблизости, Хук неизменно обращался к Пшику как «месье Моро», ерошил ему волосы и все такое, говорил, мол, растет «отменный эфеб», но стоило матушке отвернуться, констебль наклонялся поближе и глухо ворчал непристойности из серии «Вот это кобылка, Пшик. Пусть пока побегает на воле, а потом, как умается, я ее поймаю на крючок». И ухмылялся блестящими от слюны губами: Ридженс Хук, принц среди мужей.
– Иначе, – говорил этот принц сейчас, – я определенно устрою острову ковровую бомбардировку еще полудюжиной таких же гранат из своего красавчика-гранатомета. И чтобы ты точно понял, что я тут не шутки шучу, вот тебе еще хлопушка, для мыслительного процесса.