Наверное, я всю свою профессиональную жизнь проделывал это и многое другое, даже не осознавая. Если подумать, в моей лаборатории и зеркал-то особенно нет, чтобы я мог видеть себя за работой, и, если честно, меня это вполне устраивает. У каждого из нас есть свои неосознанные привычки… правда, мне всегда казалось, что я гораздо сдержаннее и логичнее в этом отношении большинства окружающих.
Но вот передо мной Чейз, и он наглядно продемонстрировал, что мои ужимки такие же дурацкие, как у любого другого. И то, что он их копировал, бесило меня просто невероятно. Более того, на самый важный вопрос он так и не ответил.
– Но вы-то зачем это делаете? – повторил я.
Роберт тряхнул головой так, словно это я задаю глупые вопросы.
– Я вас изучаю, – объяснил он. – Для своей роли.
– А не могли бы вы изучать, скажем, Винса? – поинтересовался я, хотя даже мне самому это предложение показалось совсем уже странным.
Чейз мотнул головой.
– Мой персонаж – не гей, – совершенно серьезно возразил он.
К исходу четверга я уже начал подумывать, не податься ли в геи, если это помешает Чейзу передразнивать меня. Он повторял за мной абсолютно все, любое бессознательное движение. За это время я узнал, что пью кофе, хлюпая, мою руки невыносимо долго и пялюсь, прикусив губу, в потолок, когда разговариваю с кем-нибудь по телефону. Я никогда не испытывал проблем с самооценкой: Декстер мне нравится таким, какой он есть. Даже очень нравится. Но по мере того, как Чейз продолжал обезьянничать, я обнаружил, что даже самое крепкое и здоровое самомнение может пошатнуться под огнем непрерывного, серьезного напоминания о твоих недостатках.
Я держался изо всех сил. Я напоминал себе, что выполняю приказ, что это часть моей работы и что у меня все равно нет иного выбора, но это не помогало. Всякий раз, оборачиваясь, я словно в зеркале видел все свои действия – только с добавлением аккуратных усиков и безукоризненной прически. Хуже того, время от времени, оглядываясь, я видел Чейза, молча глядевшего на меня с таким отсутствующим выражением лица, что проникнуть в его мысли не представлялось возможным.
День проходил за днем, и его присутствие все больше действовало на нервы. Меня бесило его наблюдение за мной, копирование моих действий и жестов. Но и без этого чувствовать к Роберту Чейзу симпатию я бы не смог. Признаюсь, я редко испытываю к кому-либо теплые эмоции, обычно связывающие людей друг с другом. Но это больше потому, что человеческие чувства мне вообще не свойственны. Однако мне удается вполне убедительно их имитировать; в конце концов, я ухитрился выжить в человеческом окружении, усвоив свойственные ему ритуалы и социальные повадки. В случае Чейза это не срабатывало, да и у меня не возникало особого желания пытаться. Что-то в нем меня отталкивало, а потому, хотя я так и не смог определить, что именно, я его просто недолюбливал.
Однако же мне приказали буксировать его по бурным водам криминалистического анализа, и я его буксировал. По крайней мере я не мог не признать, что Чейз трудолюбив. Он являлся каждое утро почти одновременно со мной. Утром в пятницу он даже принес коробку пончиков. Видимо, у меня был удивленный вид, потому что он улыбнулся:
– Вы ведь едите это, верно?
– Бывает, – признал я.
Чейз кивнул.
– Я тут порасспрашивал про вас, – сообщил он. – И все говорят: Декстер любит пончики. – И снова улыбнулся так, словно сказал нечто невероятно умное.
Если раньше он меня просто раздражал, то теперь это стало невыносимым. Мало того что Чейз меня передразнивал; он, оказывается, еще и наводил обо мне справки, шпионил, выпытывал у ближайшего окружения все о причудах и странностях Декстера. Я так разозлился, что смог успокоиться, только представив Роберта, примотанного к столу изолентой, тогда как сам я стоял над ним со счастливой улыбкой, держа в руке разделочный нож. Пончики его я тем не менее съел.
Остаток дня принес единственное за всю неделю облегчение. Что символично, случилось это исключительно благодаря убийству.
Мы с Робертом как раз вернулись с обеденного перерыва. Я уступил его просьбе взять его с собой в одно из заведений с настоящей кубинской кухней, и мы отправились в мое любимое кафе «Релампаго». Место, куда ходило уже два поколения Морганов… даже три, если учесть, что я водил сюда свою крошку, Лили-Энн.
Так или иначе, мы с Робертом отобедали по-королевски, запили все «Айрон-биром», кубинским аналогом кока-колы, а завершили трапезу целой горой пирожных и печенек. Роберт настоял на том, что за все заплатит, поэтому, вернувшись на работу, я пребывал в чуть более толерантном настроении. Однако посидеть, спокойно переваривая обед, не получилось: стоило нам войти в лабораторию, как в дверь влетел Винс, сжимавший в руках сумку со своим инвентарем.