— Да, — она сглатывает слезы. — Я… я занесу игрушку. Завтра.
Киваю.
Подхожу к ней и крепко обнимаю за плечи. Целую в макушку.
Мне нравится, как пахнет мой гель для душа на ее коже. Мне нравится, как бешено колотится ее сердце. Мне нравится, как проявляется ее безграничное доверие.
Удивительно.
Сейчас я действительно счастлив.
***
Ничто не длится вечно.
Я понимаю это, распотрошив плюшевого медведя.
Пальцы смыкаются на бездушном пластике. Совсем маленькая флешка, а сколько в ней секретов.
Я уничтожаю следы своих преступлений. Без сожаления.
Настал черед двигаться дальше.
Но прошлое не отпускает.
Дело маньяка гремит на всю страну. Людям нравятся монстры. За решеткой, на коротком поводке. Мало кто захочет оказаться в непосредственной близости от опасного хищника. А вот наблюдать со стороны — пожалуйста, за милую душу.
Они думают, нас можно выдрессировать, вышколить, исправить.
Ха.
Нет, никогда.
Женщины пишут этому гаду письма, признаются в любви. Они стремятся попасть под его нож. На бумаге. Восторженные дуры не отличают реальность от влажных фантазий.
Если бы я мог завидовать, я бы завидовал его популярности. Однако мои чувства строго лимитированы, принадлежат только Святославе.
Я слежу за ним с любопытством, а он следит за мной. Мы ощущаем друг друга. Видим зло внутри. Нам не нужно говорить. Все происходит на уровне рефлекса.
Это как встретить земляка за границей.
Мы оба на виду. Просто по разные стороны закона.
Он держится отлично. Издевается над всеми. Даже сейчас. В клетке он ощущает себя не менее вольготно, чем на воле. Одна его часть уперто хранит молчание, вторая откровенно насмехается. Быть может, есть иные части. Их он умело скрывает.
Я подозреваю, он ломает комедию.
Я знаю, что это такое. Я сам практикую игру.
Однако у психиатров другое мнение. В наших реалиях этот ублюдок диковинная зверушка. Отечественный Билли Миллиган.
Его послужной список впечатляет, но информацию он выдает мелкими, ничтожными дозами.
Мы находим не всех жертв.
Он сообщает нам то, что считает нужным. Допросы не приносят результата. Есть и другие виды воздействия, но, учитывая пристальное внимание журналистов, тут не разгуляешься.
Регулярные визиты самых разных врачей тоже мешают толковать с ним по душам, на доступном языке.
Хотя вряд ли боль его пугает.
У него на теле столько шрамов. И ожоги, и следы ножа. И пулевые ранения. Нам тут ничего не светит.
Даже жалко признавать, что я не сумею его удивить. Похоже, мне попался достойный противник.
«Достойный» — щедрый аванс от меня.
Успехи этого типа весьма сомнительны.
Я герой, а он взбесившийся пес, которого рано или поздно пристрелят. Пусть мы оба красуемся на первых полосах газет и в зале суда, между нами пропасть.
Только эта пропасть куда меньше, чем кажется сперва.
Начальство давит все сильнее. У меня своя клетка под названием «процедура». Мне нужно полное и чистосердечное признание.
А этот гад молчит.
Впрочем, не совсем.
Он согласен все рассказать Святой. Моей Святославе. Он обещает поведать ей обо всех преступлениях, показать нужные места на карте.
Я меньше всего на свете желаю устраивать им встречу, но другого варианта не существует.
Поразительно.
Я испытываю нечто сродни беспокойству.
Или это ревность?
Я научился успешно имитировать эмоции. Внешне. Я практически ничего не чувствую. Лишь слабые импульсы. Рефлексы.
Однако если речь идет о Святославе, я резко деградирую. Я больше не актер, сценические декорации стремительно разваливаются. Повсюду щепки.
Я не волнуюсь о том, что чужая тьма привлечет ее так же сильно, как моя. Но вдруг, разглядев этого убийцу достаточно близко, она разглядит и меня?
***
Я слушаю их разговор. Постфактум. Я ничего не могу изменить. Я только сильнее сжимаю кулаки. И челюсти. Хотя в этом нет надобности, меня никто не видит.
Я сдаюсь на милость естественной реакции.
Столько раз изображать эмоции. А теперь испытывать их по-настоящему.
Это абсолютно новый опыт. И я ему совсем не рад.
Мужчинам живется проще, нет необходимости выжимать слезы. Достаточно сурово сдвинуть брови, отвернуться, закрыть глаза. Женщинам приходится труднее, нужно показывать гораздо больше.
Впрочем, иногда я до такой степени вхожу в роль, что и разрыдаться не проблема.