Нет, им нужен тот, кто поломает их об колено и нагнет, как никто и никогда раньше не нагибал.
У Светки куча кавалеров, таскают ей эти сраные букеты, прочую дребедень. Она над ними ржет, нервы им треплет. Лошары унижаются, а она им не дает.
Попробовала бы она не дать мне.
— Соси.
Курица становится на колени. Прямо в грязищу. Ей там самое место.
Я быстро расстегиваю брюки и хватаю ее за волосы.
— Давай, отрабатывай бензин.
Инстинкт не обманешь.
Сука в шоке, но рот открывает на автомате. Слюни уже текут, стоит только подразнить ее стояком.
— Молодец, — поглаживаю ее по макушке, толкаюсь прямо в глотку.
Мне нужна эта разрядка.
Вот срань.
Я должен во всем признаться Руслану, больше тянуть нельзя.
Я должен рассказать, что тупая с*ка по имени Вероника решила шантажировать меня компроматом, за который мой отец заплатил своей жизнью.
Руслан — мой крестный, и он всегда стоял выше отца. Он решает наши вопросы и отвечает за основные темы. Он делает серьезные дела на воле. Эти документы могут засадить его в тюрягу до конца дней.
Конкуренты удавятся за такой охренительный шанс натянуть всю нашу семью.
Вот говнище.
Мои яйца бились о Светкин подбородок, а представлял я Веронику. Хотел бы я выеб*ть эту дрянь на пятнадцать лет строгача. Минимум.
Я кончил и застегнул брюки.
Пора возвращаться в город, по пути придется отмыть мою будущую супругу и купить ей новые шмотки, а то начнет скулить.
Мы едем в тишине.
Светка жмется на заднем сиденье. Я подстелил ей плед, чтобы не засрала салон.
Легенды гангстеров, бл*ть. Хотел бы я оказаться подальше от этой легенды.
***
Руслан выслушивает все достаточно спокойно.
И я понимаю, что впереди жопа. Он сейчас меня размажет.
Или пристрелит на хрен.
— Артур, ты зачем про это говоришь? — он закуривает сигару, наливает себе полный стакан вискаря. — Зачем? Объясни.
Я не знаю, что ответить.
— Учись решать проблемы самостоятельно. Понимаешь?
Руслан подвигает бутылку ко мне.
— Выпей и высунь язык из жопы. Если я задаю вопрос, то хочу услышать ответ, — он затягивается и выпускает клубы дыма. — Ты не блещешь интеллектом, но я хоть как желаю услышать твое мнение.
— Я хотел донести информацию, а потом посоветоваться.
— Полегче, парень. Ты получаешь деньги. Хорошие деньги. Ты думаешь, ты ничего не должен делать? Ты должен урегулировать ситуацию.
— Но как? — теряю терпение. — Как урегулировать? Жениться на гребаной с*чке? Убить ее бл*ть или как?!
Я злюсь, но быстро остываю под свирепым взглядом Руслана.
Бл*, по ходу крестный с радостью разобьет бутылку вискаря о мою голову.
— Я скажу тебе на твоем языке, мальчик, — он тушит сигару двумя пальцами и даже не кривится. — Ты должен сам разгребать свое дерьмо. Без посторонней помощи и лишнего шума. Я скажу это один раз, и мы навсегда закроем тему.
Он подходит ко мне и хлопает по плечу.
Рука у него тяжелая.
— Баба твоя, шантажирует она тебя, но проблема общая. Если информация всплывет, я намотаю твои кишки на кулак, хотя будет поздно, ведь мы все окажемся в твоем говне.
Поэтому я скажу, как мы станем действовать. У тебя есть один вечер, чтобы разрулить вопрос. Если обосрешься, то я разберусь с вами оптом. И с той девкой, и с тобой.
Он посмеивается, а потом хмуро бросает:
— Ты обосрешься?
— Нет.
— Тогда звони по нужному номеру и делай заказ. Пусть умный человек возьмется за…
— Ее дядя мент, — прерываю. — Градский.
— И что?
Руслан не выглядит удивленным.
— Ты готов жениться на ней?
— Нет, я помню, что должен жениться на Свете.
— Тогда какие предложения?
— Не хочу дополнительных... осложнений, — мнусь как уеб*н. — Она племянница мента. И потом, неясно, где она хранит бумаги. Мне показала только часть копий. Вдруг после ее смерти все выплывет. А вдруг Градский с этим связан?
Я понимаю, что несу постную х*рню.
Унылые оправдашки.
Я не хочу убивать Веронику.
Да, она гадина. И я не люблю ее. Мне насрать на эту тварь. Ну, может, не до конца насрать.
Я боюсь. Я уже убивал. Лично, голыми руками.
Но сейчас другой расклад.
— Ты должен учиться, мальчик, — хмыкает Руслан. — Думаешь, мы играем? Все серьезно. Ставка здесь не деньги, не наши жизни. Здесь дело власти, а там, где власть, нет места ничему больше. Никто не шантажирует нас. Никто и никогда. Это не прощается.