Мюке намеревался направиться на север вдоль западного берега островов Фарасан. Для этой цели он некоторое время тому назад попросил предоставить ему двух местных лоцманов. Турецкие власти поручились за них, но появился только один, и в любом случае не было переводчика,
Длина самбуков составляла от двенадцати до четырнадцати метров в длину, на каждом имелся парус дау[30]. По словам арабского проводника, вместимость самбуков составляла от двадцати двух до двадцати пяти тонн.
До последней минуты они пытались быть в курсе действий англичан в регионе. В это время английские суда, поддерживавшие блокаду, две канонерские лодки и вспомогательный крейсер «Императрица России», сформировали линию от Эль-Лухайяха через остров Камаран до Зугара. Их основной целью являлось прерывание турецких коммуникаций, осуществлявшихся самбуками после того, как пути по суше стали непроходимыми из-за восстаний. Англичане реквизировали боевые самбуки у племени идрисов; судя по источникам, семь лодок вместимостью примерно девяносто тонн каждая, бороздили прибрежные воды. Ходили слухи, что каждая вооружена семисантиметровым итальянским орудием. Лодки и орудия поставлялись идрисам во время турецко-итальянской войны. Это были блокадные силы, сквозь которые предстояло прорваться немецким самбукам. Энсин Гирдц получил приказ следовать на удалении от ведущего судна, чтобы если один самбук захватят, то второму удалось уйти. Они договорились о месте встречи дальше к северу, где один самбук должен ждать другой. В наступающей тьме второй самбук вскоре исчез из виду.
15 марта 1915 года
На рассвете был штиль. К своему большому ужасу моряки обнаружили, что находятся как раз там, где не хотят находиться ни в коем случае — в центре линии блокады англичан. В любой момент они ожидали появления верхушек мачт английских кораблей. Ситуация сложилась очень напряженная. Штиль ставил судно в еще более трудное положение, чем могло бы любое действие противника. Но они предусмотрительно запланировали свое отплытие на выходные: в выходные англичане играли в гольф в Лухайе. Ничего не появилось в поле зрения на протяжении всего дня.
Во второй половине дня долгожданный бриз снова погнал судно вперед. На закате моряки смогли расслабиться с успокаивающей мыслью, что в почти не двигающемся паруснике они прорвались сквозь линию блокады англичан.
В какой-то момент на протяжении дня второй самбук снова появился в поле зрения. Теперь он получил приказ оставаться поблизости от ведущего судна. Две плоскодонки удерживались рядом друг с другом между опасными рифами островов Фарасан, огромных зарослей кораллов протяженностью 350 морских миль.
Жизнь на самбуках казалась почти комфортной. По крайней мере они снова находились на борту судна, думали люди. Однако места было немного. Вместе с рыбаками и лоцманом, взятыми с собой для управления судном, на борту находилось около тридцати пяти человек, а это означало, что на длине в четырнадцать метров и ширине в четыре немного места для отдельного человека. Большая часть судна отводилась для размещения пищевых продуктов, воды, боеприпасов и пулеметов. Для защиты от палящей дневной жары они натягивали над судном шерстяные одеяла, по крайней мере так не пекло головы. Ведение хозяйства было минимальным. На каждом самбуке имелась открытая, выложенная белой жестью печка для приготовления еды. Один день они ели жесткую и жилистую баранину с рисом, на другой — вареный рис, лярд и баранину, на третий тень — сало с бараниной и рисом. По ночам тараканы, клопы и вши становились особенно активны. Утром после восхода солнца моряки начинали всеобщее избавление от вшей. Самым большим уловом стали семьдесят четыре вши с одной рубашки.
Они продвигались вперед очень медленно. Большую часть времени стоял полный штиль, дул встречный ветер или приходилось бороться с противотоками.
17 марта 1915 года
Лейтенант фон Мюке подал сигнал другому самбуку: «Собираюсь бросить якорь сегодня ночью». Судя по словам лоцмана, лодки теперь входили в область рифов, где опасно продвигаться вперед ночью. Около 18:00 они приблизились к острову Марка. Лоцман вел первый самбук к месту стоянки; примерно в двухстах метрах шел второй. Несмотря на сильный ветер и бурное море они все равно надеялись добраться до защищенной стороны острова. Но они не предполагали, что их опытный арабский лоцман станет так маневрировать судном, что оно внезапно напорется на коралловый риф. Судно врезалось в риф не один раз, а целых три. Моряки с облегчением увидели, что дно не вспорото, судно не течет, может высвободиться и отправиться на большую глубину, чтобы там бросить якорь. Второму самбуку подали сигналы флажным семафором и криками, но они уже вошли в опасную зону и, разворачиваясь, сами врезались в риф. Экипаж поднял флаг, означавший, что что-то не так. Практически сразу же судно начало крениться. Люди в первом самбуке видели по мачте, что второй сел на риф. Затем он резко соскользнул в воду; теперь над водой оставалась только наклоненная верхушка мачты.
Ночь спускалась быстро. Через десять минут после заката солнца становилось абсолютно темно, луна не выходила. Требовалась срочная помощь затонувшему судну. На первом самбуке быстро подняли парус, и люди буквально вырвали якорь из глубин.
Резко повернувшись и чуть снова не сев на мель, они высвободились и бросились к пострадавшей лодке. Они встали на якорь так близко, как только представлялось возможным, но из-за рифа это расстояние составляло около четырехсот метров. На борту не было никаких шлюпок и мелких суденышек. На самбуке имелось только каноэ, сделанное из ствола дерева, в которое максимально могли поместиться два человека.
Тем временем спустилась тьма. На борту имелся фонарь, но несколько попыток его зажечь провалились на задувающем ветру.
— Дайте мне факел, — приказал командир корабля.
Они взяли несколько штук с «Эмдена» и «Хойсинга» для чрезвычайных ситуаций. Кремни сработали, но факел отказывался вспыхивать. На протяжении месяцев, которые его таскали с собой, он пропитался влагой.
Внезапно из темноты послышались голоса. Мимо проплывали первые люди с севшего на мель самбука. Криками и свистом их направили к судну.
Они отплыли от тонущего самбука, и их единственным ориентиром служила яркая звезда где-то в направлении, в котором, как они предполагали, находится лодка номер один. Они сильно беспокоились, потому что в этой местности водилось много акул и, в дополнение ко всему, на борту находились больные, слишком слабые для того, чтобы позаботиться о себе.
Поскольку все предыдущие попытки показать потерпевшим, где они находятся, провалились, моряки из первой лодки собрали дров, смочили их бензином и, совершенно не думая об опасности пожара, подожгли на палубе. Влажные факелы держали в огне, пока они не высохли и не разгорелись, также запустили сигнальные ракеты, видимые на много миль, которые несомненно их выдадут. Наконец приблизились два каноэ, в каждом один человек греб и лежало по одному больному. Тех больных, которые не могли справиться сами, привязывали к каноэ, качающимся в воде. Остальные моряки подплывали со всех сторон. На неумеющих плавать, а такие тоже встречаются на флоте, надели спасательные жилеты, и они добирались до выжившей лодки, шлепая по воде руками и ногами, спасая драгоценную жизнь.
Постепенно все поднялись на борт. Теперь на борту находилось семьдесят человек и судно осело очень низко, поэтому больше на нем ничего не могло поместиться. Все, чем можно было пожертвовать из съестных припасов или воды, пришлось выбросить за борт. В конце остались только орудия, боеприпасы и запас еды и воды на три дня.
Рядом находился еще один самбук, из принадлежавших племени идрисов, арабам, которые не дружили ни с турками, ни с европейцами. Этот самбук, увидев, как одна лодка потонула, отправил свое каноэ, но как только они узнали тропический шлем доктора, то развернулись и оставили европейцев их судьбе.