Человек по имени Дринн сидел за одним столом со Шмендриком и Молли, он развлекал их во время еды беседой и подливал им черное бархатистое вино. Молли Отрава пила немного. Она спокойно рассматривала окружающих: моложе Дринна не было никого, некоторые казались много старше. Все жители Хагсгейта чем-то походили друг на друга, но чем, она понять не могла.
-- А теперь, -- сказал Дринн, когда с едой было покончено, -- теперь позвольте объяснить вам, почему мы так невежливо вас встретили.
-- Чепуха, -- хихикнул Шмендрик. Вино сделало его смешливым и легкомысленным, а глаза из зеленых стали золотыми. -- Мне хочется знать, почему, по слухам, Хагсгейт полон упырей и оборотней. Это самая большая нелепица их всех, что я слышал. Коренастый Дринн улыбнулся, обнажив крепкие беззубые челюсти черепахи.
-- Вот именно, -- ответил он, -- Дело в том, что город Хагсгсйт проклят.
Все в комнате сразу притихли, и в пивных отблесках очага лица горожан стали бледными и твердыми, как сыр. Шмендрик опять рассмеялся.
-- Благословен, ты хочешь сказать. В костлявом королевстве Хаггарда вы словно другая страна, словно родник, оазис. Я согласен, здесь не без колдовства, но я пью за такое колдовство. Когда он поднял стакан, Дринн остановил его: -- Не надо пить за это, мой друг. Не надо пить за горе, которому пятьдесят лет. Да, столько времени назад обрушилась на нас печаль, когда Король Хаггард построил свой замок у моря.
-- Вернее, когда ведьма построила его, -- погрозил пальцем Шмендрик. -- Отдадим ей должное.
-- А, так ты знаешь эту историю, -- сказал Дринн. -- Тогда ты должен знать и то, что, когда работа была закончена, Хаггард отказался заплатить ведьме. Волшебник кивнул.
-- Да, и она прокляла его за жадность, то есть прокляла замок, я хотел сказать. Но какое отношение это имеет к Хагсгейту? Город ведь не причинил ведьме зла?
-- Нет, -- ответил Дринн. --Но он не сделал ей ничего хорошего. Она не могла разрушить замок или не хотела, так как считала себя художественной натурой и хвастала, что ее работа на много лет опережает свое время. Так или иначе, она пришла к старейшинам Хагсгейта и потребовала, чтобы они заставили Хаггарда заплатить ей, что причитается. "Посмотрите на меня и представьте себя на моем месте, -- скрипела она. -- Это же проверка и города и короля. Господин, надувающий старую уродливую ведьму, будет надувать и свой народ. Остановите же его, пока вы можете, пока вы еще не привыкли к нему". Дринн отхлебнул вина и задумчиво наполнил стакан Шмендрика еще раз. -- Хаггард не уделил ей денег, -- продолжал он, -- а Хагсгейт, увы, не уделил ей внимания. Ее вежливо направили к соответствующим должностным лицам, после чего она впала в ярость и завизжала, что, желая совсем не иметь врагов, мы сразу приобрели двух. -- Он остановился, прикрыв глаза тонкими веками, такими тонкими, что Молли подумала, что он, должно быть, видит сквозь них как птица. С закрытыми глазами он произнес: -- Вот тогда-то она и прокляла замок Хаггарда, а заодно и наш город. Так его жадность погубила всех нас.
В наступившем молчании голос Молли Отравы ударил, как молот по наковальне, -- будто она снова ставила на место бедного Капитана Калли.
-- Вина Хаггарда меньше вашей, -- дразнила она народ Хагсгейта. -- Он воровал один, а вы вместе. Вы нажили беду собственной алчностью, а не жадностью Короля.
Дринн открыл глаза и сердито посмотрел на нес. -- Мы ничего не заработали, -- запротестовал он. -- Ведьма просила о помощи наших родителей и дедов, и, уверен, по-своему, они, как и Хаггард, были правы. Мы бы решили совсем иначе.
Все, кто был помоложе, недовольно уставились на более старших. Один из них хрипло и мяукающе произнес:
-- Вы решили бы все точно так же. Тогда был урожай, который надо было собрать, и хозяйство, за которым надо было следить... Как и сейчас... Был Хаггард, с которым надо было жить, как надо и сейчас. Мы прекрасно знаем, как поступили бы вы, -- ведь вы наши дети.
Дринн взглядом заставил его сесть на место, в толпе негодующе заворчали, но волшебник утихомирил всех одним вопросом:
-- В чем же заключалось проклятие? Имело ли оно какое-нибудь отношение к Красному Быку?
Как только имя Быка холодно прозвенело в освещенной комнате, Молли вдруг захлестнуло чувство одиночества. Не задумываясь, она задала вопрос, не имевший никакого отношения к делу: -- А видал ли кто-нибудь из вас единорога? Вот тогда-то она поняла две вещи: разницу между молчанием и полным молчанием и то, что она правильно сделала, задав этот вопрос. Хагсгейцы пытались сохранить бесстрастное выражение лица. Дринн осторожно сказал: -- Мы никогда не видим Быка и не говорим о нем. Все, что имеет к .нему отношение, нас не касается. А вот единорогов -- нет. И никогда не было. -- Он опять налил вина. -- Я повторю вам слова проклятья, -- сказал он и, сложив руки перед собой, начал нараспев:
Разделите вы, Хаггарда рабы,
Взлет и паденье его судьбы,
Вы будете богаты вам на горе,
Покуда башни не обрушит море.
Замок будет сокрушен Тем,
кто в Хагсгейте рожден.
Несколько голосов присоединились к голосу Дринна, повторяя слова старинного проклятья. Они были печальны и доносились откуда-то издалека, словно раздавались не в комнате, а вились где-то над трубой гостиницы, беспомощные, как сухие листья.
"Что это на их лицах? -- думала Молли. -- Кажется, я знаю". Волшебник молча сидел возле нее, его длинные пальцы играли бокалом.
-- Когда эти слова были произнесены впервые, -- продолжал Дринн, -- Хаггарда еще не было в стране, и все вокруг было свежим и цвело, все, кроме Хагсгейта. Хагсгейт был тогда таким, какой стала теперь вся эта страна: нищим, голым городом, в котором люди клали на крышу большие камни, .чтобы ветер не сдувал солому. -- Он горько улыбнулся, посмотрев на пожилых. -Урожай... хозяйство! Растили капусту, брюкву, мелкую картошку, и во всем Хагсгейте была всего одна усталая корова. Странники считали, что город прокляла какая-то мстительная ведьма.