Ракх медленно вел толпу селян от клетки к клетке, сопровождая путь мрачными комментариями:
-- А вот здесь -- мантикор. Голова человека, тело льва, хвост скорпиона. Пойман в полночь за едой: лакомился оборотнем. Порождения ночи -- пред ваши очи. Это дракон. Время от времени изрыгает пламя, обычно на тех, кто его дразнит, малыш. Внутри у него ад, но кожа обжигает холодом. Плохо говорит на семнадцати языках, страдает подагрой. Сатир. Дам прошу держаться подальше. Настоящий безобразник. Пойман при любопытных обстоятельствах, мужчины могут ознакомиться с ним за дополнительную плату после завершения осмотра.
Стоя возле клетки единорога, одной из трех внутренних клеток, высокий волшебник наблюдал за ходом процессии вдоль внешнего пятиугольника.
-- Я не должен бы находиться здесь, -- сказал он единорогу. -- Старуха велела мне держаться подальше от вас. -Он довольно хихикнул: -- Она издевается надо мной с того самого дня, как я стал у нее работать, но ей и самой достается от меня.
Она почти не слышала его. Она крутилась и вертелась в своей тюрьме, и тело ее сжималось от одной мысли о прикосновении окружавших ее железных прутьев. Ни одно из населяющих ночь существ не любит железа, и хотя Она могла терпеть его присутствие, убийственный запах железа, казалось, превращал ее кости в песок, а кровь в дождевую воду. Прутья ее клетки, должно быть, были заколдованы -- они все время переговаривались друг с другом бессмысленными когтистыми голосами. Тяжелый замок хихикал и скулил, как сумасшедшая обезьяна.
-- Кто это там? -- повторил волшебник слова Мамаши Фортуны. -- Кто это там, в клетках? Скажите мне, что вы видите.
Железный голос Ракха звенел под нависшим низким небом:
-- Привратник преисподней. Как видите -- три головы и плотная шуба из гадюк. В последний раз на земле был во времена Геркулеса, вытащившего его на свет божий под мышкой. Мы выманили его сюда деньгами. Цербер. Посмотрите-ка в эти шесть красных жуликоватых глаз. Настанет день -- и вы, должно быть, вновь увидите их. А теперь -- к Змее Мидгарда. Сюда.
Сквозь прутья Она смотрела на животное в клетке и не верила глазам.
-- Ведь это всего лишь собака, -- прошептала она, -голодная несчастная собака с одной головой и облезлой шерсткой. Как же они могут принять ее за Цербера? Может, они слепы?
-- Глядите внимательнее, -- сказал волшебник. -- А сатир, -- продолжала Она. -- Сатир -- это обезьяна, старая хромая горилла. Дракон же -- просто крокодил, который скорее будет поглощать рыбу, чем извергать огонь. А великий мантикор -- это лев, очень славный лев, но не более чудовищный, чем все остальные звери. Я ничего не понимаю.
И словно ее глаза привыкли к темноте, она стала замечать еще по фигуре в каждой клетке. Гигантами возвышались они над узниками "полночного карнавала", из которых они вырастали как кошмарное видение из породившего его зерна истины. Мантнкор с голодными глазами и слюнявым ртом изгибал хвост с ядовитой колючкой, пока она не оказалась у него над ухом, но был в клетке и лев, удивительно малый рядом с мантикором. И все же оба они составляли единое целое. От удивления она топнула ногой.
То же было и в других клетках. Тень дракона открывала рот и, шипя, выбрасывала безвредный огонь, заставляя зевак задыхаться и ежиться от страха; опушенный змеями сторожевой пес Ада выл в три голоса, призывая разорение и погибель на головы тех, кто его предал: хромой сатир подозрительно близко подбирался к решетке, лукаво обещая молодым девушкам невероятное наслаждение, сейчас же, здесь, на людях. Крокодил же, обезьяна и печальная собака таяли рядом с призраками и становились смутными тенями даже в неподдающихся обману глазах единорога.
-- Какое странное колдовство, -- мягко промолвила Она. -В нем больше сходства, чем магии.
Волшебник рассмеялся с удовольствием и явным облегчением.
-- Хорошо, действительно, хорошо сказано. Я знал, что старое пугало не обманет вас своими грошовыми чарами. -- Его голос стал твердым и таинственным. -- Теперь она сделала свою третью ошибку, -- сказал он, -- и это по крайней мере на две ошибки больше, чем может позволить себе старая фокусница. Время близится.
-- Близится время, -- будто подслушав, говорил толпе Ракх, -- Рагнарок. В этот день падут боги, и Змея Мидгарда извергнет море яда на великого Тора, и падет он как отравленная муха. А пока змея ждет судного дня и грезит о будущем. Не знаю, может, все будет и по-другому, порождения ночи -- пред ваши очи.
Клетку заполняла змея. Не было ни головы, ни хвоста, лишь волна черноты катилась от одного края клетки к другому, не оставляя места ничему другому, кроме своего чудовищного колыхания. И только единорог видел свернувшегося в середине клетки мрачного боа, быть может, лелеявшего мысль о собственном судном дне над "Полночным карнавалом". Но в тени змеи очертания его были призрачны и неясны.
Некто весьма деревенского вида воздел руку и потребовал у Ракха ответа:
-- Если эта большая змея в самом деле обвивает мир, то как же вы можете уместить ее часть в этой клетке? И если, вытянувшись, она расплещет моря, то почему она не разорвет ваш "карнавал" как нитку бус?
Раздался одобрительный ропот, самые осторожные попятились от клетки.
-- Рад, что ты спросил меня об этом, друг, -- немедленно подхватил Ракх. -- Понимаешь, Змея Мид-гарда обитает в ином пространстве, в другом измерении. Поэтому обычно она невидима, но если затащить ее в наш мир, как сделал когда-то Тор, она станет видна как молния, которая тоже прилетает к нам неведомо откуда, где она выглядит совсем по-другому. Конечно, она могла бы разозлиться, если б узнала, что кусок ее пуза ежедневно и по воскресеньям выставлен на обозрение у Мамаши Фортуны в "Полночном карнавале". Но у нее есть заботы посерьезней, чем размышлять о своем пупочке, вот мы и пользуемся ее благоволением. -- Он раскатал последнее слово, как кухарка тесто, и слушатели осторожно засмеялись.
-- Магия сходства, -- сказала Она, -- старуха не может ничего сотворить...
-- Пли изменить, -- добавил волшебник. -- Суть ее жалкого мастерства -- умение выдавать одно за другое. И даже эти трюки не удались бы ей, если бы не верящие во что угодно глупцы и простаки. Она не сумеет превратить сливки в масло, но придаст льву внешность мантикора в глазах, желающих его видеть, в глазах, которые примут, настоящего мантикора за льва, дракона за ящера, а Змею Мидгарда за землетрясение. И единорога -- за белую кобылу.