Одни — в военный лагерь интервентов.
Другие — на поиски туземцев-коммунаров.
Боб присоединился ко второй группе.
В шестом часу вечера горячее тропическое солнце на бледном небосклоне начало клониться к закату. Через час город должен был нырнуть в темноту ночного тумана.
— Если мы до утра не свяжемся с туземцами, завтра может оказаться поздно, — высказал свои опасения Боб.
Товарищи молча согласились с ним. Все продолжали ломать головы, выискивая способ найти местных коммунаров.
— Я считаю, — продолжал Боб, — что нам будет лучше вернуться в одну из известных нам конспиративных квартир. Наступает ночь, и хижины вряд ли будут оставаться пустыми. Демонстранты наверняка вернутся ночевать домой. А с ними вернутся и коммунары.
Предложение Боба, хоть и строилось на догадке, казалось единственным выходом. Товарищам оставалось только согласиться с ним.
Огибая оживленные места, коммунары направились по боковым улицам на окраину, к лачугам, где уже побывали сразу по приезде.
Шум демонстрации здесь едва слышался. Но, чем ближе они подходили, тем громче звучали возгласы и песни. Наконец стало очевидно, что демонстранты шли на окраину.
— Нам надо бежать, — посоветовал Гарри. — Если мы столкнемся с демонстрантами, они, бьюсь об заклад, примут нас не по классовому принципу, а по расовому.
Но товарищи опоздали.
На широкую площаль уже сворачивали из-за угла первые ряды протестующих. Перед толпой демонстрантов гарцевали несколько всадников.
Горстка людей на пустой площади сразу приковала к себе внимание демонстрантов. Не успели товарищи спрятаться за ближайшие лачуги, как всадники с громкими криками поскакали к ним.
— Нас трое, защищаться бессмысленно, — второпях бросил Боб. — Будем надеяться, что они не станут убивать нас сразу и позволят поговорить с их предворителями, а среди тех могут оказаться коммунары.
В тот же миг подскакавшие всадники окружили товарищей плотным кольцом. По лицам их было видно, что опасения Гарри имели под собой веские основания.
С проклятиями прижав товарищей к забору, индусы размахивали нагайками и были готовы начать их избивать. Боб не знал хинди и по отрывистым, угрожающим ругательствам индусов понял одно: их приняли за солдат армии интервентов, собак-европейцев, и собирались здесь же покончить с ними, устроив самосуд.
Хинди знал только третий из коммунаров, Джим. Силясь перекричать десяток озверевших индусов, он начал уговаривать нападавших. Индусская речь сразу остановила туземцев. Но вскоре они обозлились еще больше. Теперь они были совершенно уверены, что перед ними европейские солдаты, которые за время пребывания в Индии выучили местный язык. В ответ на оправдания Джима двое индусов сильно огрели его нагайками. Бедный Джим упал, вскрикнув от страшной боли. Его крики только раззадорили всадников: с дикими воплями они набросились на товарищей и принялись лупить их вдоль и поперек. Напрасно Боб пытался выбраться за круг лошадиных ног и броситься к толпе демонстрантов, у которых надеялся найти защиту. Копыта топтали его, а на голову и плечи раз за разом падали удары сыромятных нагаек. Он видел, как демонстранты прошли мимо и скрылись, свернув за угол.
Заливаясь кровью, уже не крича, а только хрипя, едва держась на ногах и то и дело падая, несчастные товарищи молили разъяренных индусов пощадить их. Но те не знали жалости, и видно было, что они собрались забить пленников до смерти.
— Мы коммунары! — хрипели умирающие товарищи. — Мы враги интервентов. Мы ваши друзья!
Но все было тщетно. Нагайки все чаще обрушивались на их плечи.
Тогда, теряя последние силы, Боб вытащил из потайного кармана красный партбилет.
— Ленин! Ленин! — еле прохрипел он, размахивая партбилетом. — Ленин! — И, теряя сознание, упал на тело уже лежавшего без чувств Гарри…
В тот же миг удары прекратились, смолкли и дикие возгласы. Краем глаза Боб успел заметить, как всадники быстро соскочили с коней и кинулись к ним, лопоча:
— Ленин… Ленин…
Боб очнулся от страшного холода. Он был весь мокрый. Высокий строгий индус размеренно лил ему на голову воду, а второй старательно обмывал окровавленную, разоздранную кожу.
Боб пошевелился. Все тело болело и горело. Он застонал сквозь зубы.
Старший индус перестал лить воду и наклонился к нему. Он осторожно взял Боба за плечи и помог ему сесть.
Затем наклонился еще ближе и заглянул Бобу глубоко в глаза.
— Ленин? — с болью спросил он, и голос его дрогнул. — Ленин?..
— Ленин, — чуть слышно ответил Боб.