Дверь была простая, из грубо отёсанных и плохо сбитых между собой сосновых досок, но висела на крепких бронзовых петлях.
— Похоже на хижину охотников или торговцев шкурами, — задумчиво сказал человек, рассматривая дверь, — а не простых углежогов.
Пёс радостно выскочил под дождь. Человек же остановился на пороге, разглядывая хижину. Его взгляд задержался на добротной каменной черепице и на деревянных клиньях, воткнутых в щели каменных стен для защиты от сквозняков. Клинья были сухими, без малейших признаков плесени, со свежими срезами по краям.
— Это место не заброшено, — заметил человек, — хозяева могут вернуться с минуты на минуту.
Маленький эльф, кажется, начал понимать, к чему он клонит.
— Они кушать эльфы?
— Да уж с распростёртыми объятиями тебя точно не встретят: я бы на твоём месте не стал их дожидаться, — ответил человек.
Маленький эльф выскочил из хижины ещё быстрее, чем собака.
Человек и эльф вместе отправились в путь.
— Имя-то у тебя есть? — спросил человек.
— Да, — уверенно ответил малыш.
Человек снова по-своему, странно вздохнул.
— И что же это могло бы быть за имя?
Бабушкины уроки грамматики постепенно стали всплывать у малыша в памяти.
— Нет, не могло бы. «Могло бы быть» — это для неопределённые вещи, а имя — это определённая вещь. Все точно знать своё имя, поэтому ты спрашивать не «какое могло бы быть», а «какое есть»…
— И какое оно, это имя? — заорала женщина. — Ну, всё, всё, я больше не буду кричать, обещаю. Только не плачь. Не буду кричать и не съем тебя. Как тебя звать?
— Йоршкрунскваркльорнерстринк.
— Можешь повторить?
— Да, конечно, можешь, — с удовольствием подтвердил малыш.
Человек опять вздохнул. Наверняка он был серьёзно болен.
— Повтори, — процедил он сквозь зубы.
— Йоршкрунскваркльорнерстринк.
— А покороче можно?
— Конечно, можно.
Пауза и потом снова этот странный вздох. Да, разговаривать с людьми — сплошное мучение, как и предупреждала бабушка.
— Ну и как же тебя звать покороче?
— Йоршкрунскваркльорнерстри.
— Ладно, ладно, — сказал человек, который вдруг показался очень уставшим.
Вне всякого сомнения, он был тяжело болен.
— Я буду звать тебя Йорш, — решил человек и, помотав головой, пробормотал: — Наверное, я натворила что-нибудь ужасное в прошлой жизни, за что теперь и расплачиваюсь.
В этом уже был какой-то смысл. Так вот почему человек был таким глупым и сумасшедшим: ему понадобилось восемь предложений, чтобы всего лишь спросить его имя. Но остаться одному в этой затонувшей земле — нет, это слишком ужасно. Да и шерстяная шаль всё-таки согревала его. Правда, до того, как промокла насквозь.
— Меня зовут Сайра, — сказала женщина.
Йорш обрадовано засеменил за ней.
— А как зовут собаку?
— Никак не зовут, — ответила женщина, — собака и баста. Коротко и ясно.
Малышу стало очень грустно от того, что живое существо не имеет имени и называется просто по определению, как дерево или стул. Но он уже успел узнать необыкновенную вспыльчивость женщины и поэтому благоразумно воздержался от замечаний.
В любом случае, он не оставил бы пса безымянным. Он найдёт ему имя в своём воображении. Только нужно очень хорошо подумать — имя просто так не даётся. Имя — это имя. Это большая ответственность.
Дождь всё лил и лил.
Они шли медленно, увязая в жидкой грязи.
Шаги женщины были длиннее его. Йоршкрунскваркльорнерстринк старался поспеть за ней и смертельно устал. Он уже почти не боялся собаки и пару раз даже осмелился опереться на неё. Пёс ничего не имел против.
— Ты иметь ещё это растение с жёлтые зёрна? — нерешительно спросил малыш человека.
— Да, у меня есть ещё один кукурузный початок, но он на вечер.
— Если мы умереть в грязи до вечер, кто кушать кукуруза?
— Ты хочешь есть?
— Да. Я хочешь есть… нет — я хочу есть.
— Молодец, схватываешь на лету. Запомни и это: если мы съедим кукурузу сейчас, вечером всё равно захочется есть, но намного сильнее.
— Может, мир кончится до вечера. Может, мы кончится до вечера. Может, я кончусь до вечера.
— Молчи и шагай. Береги силы для ходьбы.
— Я уметь, нет, я умей… э-э… я умею делать две вещи вместе: шагать и говорить о кукуруза. Даже лучше, если мы разговаривать: так легче шагать.