Эмелис охватила волна возмущения.
— Но ведь я и другие люди смогли устранить все эти недоразумения! Течь закрыта, Бури больше никогда не будет! Уроборос убит! Твои дети и вовсе стали расходным материалом для генераторов диссоциативности, и теперь их уже никто не боится! Почему Вечное сердце решило сделать всё… вот так? Какая цена теперь есть у моих стараний и стараний моих друзей, и стараний всех тех, кто пал за сохранность нашего мира? Зачем это нужно? Всё ведь теперь будет хорошо!
Альма-матер символически вздохнула. Она приготовилась к сложному ответу.
— Испытания, что выпали на твою долю, развили тебя как личность. Дали благоприятную почву для твоей собственной эволюции. Вечное сердце не глупо, и знает, что случится в ближайшем будущем. Вспомни то, как тебе причудилось, как Уроборос нападает на одну из станций. Это ведь оказалось правдой. Вот и теперь оно видит будущее, и понимает, что в том будущем, в котором ты навсегда останешься сосудом, всё будет намного лучше. Вечное сердце навсегда избрало тебя как своего посредника. Для него ты идеальна. А значит Вечному сердце больше нет нужды поддерживать жизнь в этой Вселенной и том пространстве, что Альфараг звал своей родиной. Все миры будут медленно гаснуть и рождаться вновь с той же цепью событий, пусть и немного измененной. А разорвать этот порочный цикл из смертей и перерождений уже невозможно. Это не сможешь сделать ни ты, ни твои дети, ни внуки, ни правнуки и так далее. Никто кроме Вечного сердца не может возвысить наши миры в абсолют эфирного существования, в вечность и нирвану, которую заслужила каждая душа или тело. Но делать нечто подобное оно совсем не хочет. Стать сосудом для Вечного сердца — это твой посмертный долг. Будущего у этой Вселенной уже нет, но возможно оно будет у перерожденной Вселенной.
Эмелис стояла с пустым взглядом. Опустилась на ноги и заплакала. Всё было бессмысленно. Всё было напрасно. Друг оказался врагом, и, стало быть, враг оказался другом. Возможно, Шейн знал о подобном исходе, и именно поэтому и попытался отправить Эмелис внутрь Течи, в изначальный мир… Но в словах Альма-матер всё же был какой-то смысл.
— Ничто не бессмысленно, моё дитя. Ничто не напрасно. Мы все во власти Вечного сердца, и оно само тоже во власти своей собственной, так что никто из нас не может остановить естественный процесс гибели этого мира. Но этот мир не умрет полностью, ведь останешься жива ты. Разве это не самое главное?
Эмелис не проронила ни одного слова и просто продолжала плакать. Она не могла смириться со всем этим, не могла принять действительность такой, какая она есть. Болезнь Вечного сердца оказалась лишь выдумкой.
— Не выдумка. Оно бы погибло, не подоспей бы ты. Тогда бы погибло вообще всё… Разве ты ещё не поняла, что Вечное сердце всегда могло жить только внутри тебя? А Сол так и вовсе во всех своих высказываниях неправ.
— Как он может быть не прав? Ведь формула предопределенности…
— Постараюсь объяснить на его же языке. Вырвавшись из своего мира в этот, он нарушил множество законов своей родины, став переменной величиной. Он стал переменной ещё тогда, когда впервые помог Императору в своих космических начинаниях. Я могу даже винить его в том, что в своем родном мире из-за него теперь происходят дела посерьезнее тех, что происходили до того, как он прошел через Течь.
Эмелис едва ли осознавала всё то, что говорит Альма-матер. Она принимала слова Альма-матер как данность, и не возводила их в единственную истину этого мира. Даже самое мудро существо может ошибаться.
— Как же… как же я могу вас отблагодарить?
— Отблагодарить? Право, я и не думала о благодарностях. Впрочем, кое-что ты для меня можешь сделать. Возьмешь ли ты меня с собой в свой последний путь? — обрадовалась Альма-матер.
— Непременно… непременно возьму… Только как?
— Мне нужно создать свою уменьшенную копию со всеми моими знаниями, и переместить себя внутрь тебя. Ты можешь стать сосудом для сосуда, если я имею право так говорить. Всё-таки мы связаны особым видом родства, ведь ты видела мою жизнь, а я видела твою жизнь.
Эмелис подумала, и дала своё согласие. Вмиг вся Альма-матер стала темнеть и обесцвечиваться, разрушаться и погибать так, как погибал её сын на безымянной планете. Эмелис уже забеспокоилась, но потом услышала голос внутри себя.