Неделю назад Бояринов в костюмерном цехе вместе с двумя уже пожилыми костюмершами провел более часа, перебирая парики и косы, приобретенные театром в разные годы. Разные косы ложились перед ним на стол: черные, рыжие, каштановые, русые, седые, почти совсем бесцветные… Но той, огромной (до самых колен, по описанию Лисогоровой), золотой, в обхват руки, не было. Да и никто из костюмерш не помнит, чтобы в реквизите театра была такая коса, какой ее представлял себе Бояринов.
Был у него и другой, как бы резервный вариант поиска девичьей косы Татьяны Сергеевны Лисогоровой: найти ту самую парикмахершу, которая отрезала косу, а потом могла сохраниться и ведомость в архивах театра, в которой она расписывалась при получении денег. В своей статье Татьяна Сергеевна называет точную дату злополучного в ее жизни дня.
Бояринов обратился к архивам отдела кадров театра. На второй день заведующая отделом подала ему бумажку, в которой стояло три Фамилии парикмахерш: Наталья Гавриловна Иванова, Екатерина Васильевна Лютикова и Заира Сумбатовна Чалдронян.
Бояринов вспомнил статью Лисогоровой. В ней она пишет, что парикмахерша была с ярко выраженным лицом армянки или грузинки и резким кавказским акцентом. «Да, это была она!.. Заира Чалдронян». По документам отдела кадров значилось, что в театре Чалдронян работала недолго, всего шесть лет. Уволилась по собственному желанию. Согласно документам, ей сейчас, если она жива, было уже за семьдесят. Возраст, когда всего охотнее прилипают болезни и набирает силы старость.
Бояринова все сильнее и сильнее начинал разжигать азарт поиска. Зайдя к юрисконсульту театра, он положил перед ним на стол четвертушку бумаги, на которой было написано: «Заира Сумбатовна Чалдронян. Год рождения 1900. По профессии — парикмахерша. В 1935-41 годы проживала по адресу: улица Якиманка, 18, кв. 27».
— И какое отношение ко мне и к театру имеет эта персона? — Юрист стряхнул с сигареты пепел и поднял на Бояринова взгляд, который, слившись с нагловатой ухмылкой самоуверенного лица, как бы спрашивал: «Что вам от меня нужно?»
— Мне нужно обязательно найти эту женщину и встретиться с ней. Очень нужно!.. Разумеется, не просто для беседы. Если она больна или очень занята и не может приехать в театр, я сам к ней поеду. Помогите, вы же юрист.
Ответ юриста был выражен в его кислой ухмылке и усталом протяжном вздохе.
— Во-первых, дорогой Леонид Максимович, ваша Чалдронян теперь это уже не просто женщина, какой она была сорок лет назад, а глубокая старушка. Во-вторых, какой гранью своей личности или профессионального положения она причастие сейчас к театру и к моим непосредственным функциям юрисконсульта? — В вопросе молодого, но в глубине души, как показалось Бояринову, нагловатого и самодовольного дельца звучали нотки, по которым Бояринов понял, что продолжать диалог с ним не только излишне, но он может скрытую взаимную неприязнь обратить в открытую борьбу, а поэтому взял со стола бумажку со своей записью и положил в карман.
— Пожалуй, вы правы. Моя просьба к вам не укладывается в ваши сугубо юридические конструкции. Здесь речь идет о добре, которое мы решили сделать одному достойному члену творческого коллектива нашего театра. Я думал, что вам, как юристу, это не доставило бы особых трудов. Хотя бы подсказали, как искать эту Чалдронян.
— Добро и зло — эти понятия чужеродные для юриспруденции. А поэтому…
— А поэтому… — перебил юриста Бояринов, чувствуя, как к щекам его приливает кровь. — А поэтому, как говорит наш старый гардеробщик дядя Вася: «Будьте здоровы и не кашляйте».
Юрисконсульт встал из-за стола и, как видно по его лицу, хотел сказать что-то дерзкое, но не успел: за Бояриновым уже закрылась дверь.
В театре в этот день был выходной. В душе ругая себя за то, что обратился с этой весьма деликатной просьбой к сухарю от юриспруденции, он вышел на улицу к, не найдя у театра ни одной служебной машины, остановил такси.
— Якиманка, восемнадцать! — бросил он молоденькому шоферу, который, судя по его нахмуренным бровям, усиленно пытался что-то вспомнить.
— Виноват: улица Димитрова, восемнадцать. Все сбиваюсь на старое название.
Таксист кивнул головой и, сделав разворот вывел машину на широкую магистраль столицы.