— Слушай, Адамс, — обратился я к американцу, освобожденному из печки, — ты мне и веришь, и не веришь. Я-то тебе верю, но не знаю, как убедить. Сейчас мне нужна ваша помощь, особенно от этой израильтянки. Как ее звать?
— Сара. Что за помощь?
— У меня огромная проблема с Веред. Она не моя помощница. Она стражница, которая пыталась меня захватить. Мне повезло чуть больше, чем ей. Я сумел стереть ей память и заменить эрзацем. Как видишь, эрзац трещит по швам, стражница рвется наружу.
— Так что сможет Сара?
— Я ей объясню. Ты просто скажи, чтобы вела себя хорошо и не делала мне пакостей. Я надеюсь, мы с вами еще поработаем вместе. Идем, я сделаю, чтобы вы пару минут были без Веред.
Я отвел Адамса ко всем, позвал Веред и стал выяснять, не заметила ли она во время поездки какой-нибудь магазинчик поблизости. Я умираю с голоду, пленников надо кормить, она тоже — не железная.
Веред удивилась, что я не знаю, я же здесь жил! Я парировал, что бываю здесь раз в несколько месяцев и т. п. Душевная беседа, короче.
Мы вернулись к пленникам, я поднял эфиопку и разрезал ей веревки на ногах.
— Ее? — удивилась Веред. — Смотри, будь осторожен. Не трахай ее спереди, а то она задушит тебя ногами.
О Господи! Вот уж наказание на мою голову. Психологический прессинг, называется.
Мы зашли в кухню-«пыточную». Я усадил Сару, кинулся к прибору и принялся в очередной раз переделывать его. На этот раз — для перезаписи информации из мозга в мозг.
— Слушай, Сара, — я даже не смотрел на девушку. — Надеюсь, твой шеф сумел убедить тебя, чтобы ты мне помогала.
— Он не совсем наш шеф. Мы израильтяне…
— Да хоть китайцы! Я тоже израильтянин. Уже четыре года. Я не могу тебе приказать, просто прошу.
— А что надо?
— Надо разобраться с моей подругой.
— Развяжи руки, разберусь.
— Я не это имел в виду.
— Да она же ненормальная! Она в туалете стала меня трогать!
— Не обращай внимание, это она на тебя психологически давила.
— Что ты хочешь от меня?
— Я хочу переписать кое-что из твоей памяти в память Веред.
— Я не согласна.
— Перестань отказываться. Тебе никакого ущерба, а Веред станет больше похожа на человека. Как ты думаешь, с чьего мозга я переписывал информацию на ее прочищенный мозг? С моего. С мужского на женский. Даже трудно представить, что у нее творится в голове. Может быть, не зря она тебя хватала в туалете.
— Ты сам себя лучше знаешь.
— Оставь… У нее в голове сидит какой-то гермафродит без всякого прошлого. А из настоящего у нее только имя. Не дай Бог, эта тоненькая пленка порвется! На нас должно сработать, что ты, как и она, на государственной службе. Я вот — бродяга, одинокий волк… Где ты служишь? Не думаю, что это секрет, я даже не знаю, что там у вас будет через 55 лет.
— Специальная группа «Юдифь». Антитеррористическая.
— Плохо вас готовят.
— Почему это? — вспыхнула Сара.
— И слава Богу, что плохо. Веред же с тобой справилась, даже со стертой памятью.
— Какая-то сотая доля секунды… — возмущение Сары стало набирать обороты.
— Успокойся, Сара, я пошутил. Я верю, что вас прекрасно готовят. А эта сотая доля секунды, возможно, спасет Израиль. Итак, ты должна будешь вспомнить транспорт вашего будущего, школу, развлечения, тренировки, службу. Только без дат! Вспомни своих мужчин. У тебя ведь были мужчины?
— Да, были. Но…
— Что «но»?
— Они были наши, из эфиопских евреев.
— Шайтан! Я не имею ничего против…
— Ясно, ясно. Вообще, был один белый.
— Отлично, вспоминай его.
— Но он оказался такой подлец…
— Отлично, извини, несчастливая любовь запоминается сильнее. А сейчас расслабься, я тебя загипнотизирую.
Прибор был готов, оставалось приготовить Сару. Но какое фатальное невезение! Надо же им было послать в прошлое не белую, а эфиопку! И не в моем расизме тут дело. Что, прикажете убедить Веред, что у нее были черные родители? Опять придется обойтись без родителей, И почти без любовников.
Я загипнотизировал Сару раскачивающейся, как маятник, маленькой ложечкой. Сформировал временный нулевой уровень сознания. Не проявляя особой фантазии, оставил Веред Фридман как настоящее имя. И принялся перегонять на нулевой уровень отдельные воспоминания Сары. К любому событию приходилось давать команду: «Ты не помнишь, когда это было». Веред обрела воспоминания о тренировках, боевых стрельбах, отдельных операциях (чего стоила одна охота на Абу-Канаба в Индии!). Бедная стражница «вспомнила» жаркие объятия подлеца Рафи и аварийную посадку ракетоплана в Орли. У меня было сильнейшее искушение заставить Веред «записать» на себя и батмицву Сары, но как заставить Сару забыть внешний вид ее родственников? Вот невезение!
Когда память была готова, я подвел Сару к прибору и произвел запись. Потом приказал все забыть после пробуждения и разбудил.
— Что было? — спросила Сара, — я не пыталась задушить тебя ногами?
— У-у-у! — я взвыл, — вы обе — маньячки! А теперь молчи, как рыба!
Я вернул Сару в тюремную комнату и скомандовал Веред:
— Быстро! За мной!
— Но я же охраняю…
— Далеко не убегут, мы управимся быстро.
— Что такое? — Веред по дороге на кухню пыталась выяснить причину спешки. Причины не было, виртуальная память прибора могла удерживать будущую личность как угодно долго. Шайтан! Если не будет перебоев с электричеством… Но я-то создавал панику по другой причине: Веред обязана подчиняться моим командам, и мне надо этим ослабить нелогичность моих объяснений. А команды при панике выглядят более уместно.
— Я сейчас очень удачно загипнотизировал эту девушку, — сказал я, применил новый метод. Пока у меня есть настроение, надо попробовать с тобой.
— Зачем меня? — насторожилась Веред.
— Чтобы ты, наконец, вспомнила свое прошлое, маму, папу… Сядь! Расслабься!
В прошлый раз я засовывал Веред в прибор без гипноза. Но тогда она была полной идиоткой. Сейчас лучше подстраховаться.
Вопреки опасениям, установка на беспрекословное выполнение моих команд еще действовала и здорово помогла. Веред расслабилась и легко впала в гипнотический транс. Я подвел девушку к «Панасонику», всунул в прибор ее голову, нажал клавишу, дающую команду на запись.
— Ну, что? — спросил я, когда разгипнотизированная Веред в недоумении стала таращиться на стены кухни.
— Я… я, — волшебное слово прошло сквозь все мозгоочистительные и мозгопачкающие процедуры.
— Да, ты. Что ты вспомнила и что не забыла?
— Тут я помню все только с пробуждения в этой комнате, — Веред закусила губу, — но кое-что появилось из прошлого. Получается, я настоящая Веред Фридман?
— Может быть, нас до операции не знакомили. Родители появились? — я спросил, заранее зная ответ. И горе мне, если они действительно появились. В коричнево-черных тонах.
— Родители… нет. Сестры…
«О, Боже! — подумал я, — Только не это! Черные сестры, вот кого ей не хватало».
— Сестры… — продолжила Веред, — не могу вспомнить, но кажется их у меня две. И Рафи… — на меня был брошен быстрый, какой-то «очень женский» взгляд, — и Веред еще сильнее закусила губу. — Шакал…
— Что-что? — спросил я с невинным видом. Счастливчик этот Рафи. Какие девушки его вспоминают!
— Ничего. Да, кое-что вспомнилось. Огромное спасибо. А то чувствуешь себя какой-то плоской картонной куклой. Жуткое ощущение. Ты знаешь, мне из-за этого даже хотелось, чтобы ты меня трахнул. Проверить, есть ли у меня глубина.
Даже такой нескромный парень, как я, покраснел. М-да. И у стражниц бывают кризисные состояния. Особенно, если залезть к ним в голову с отверткой и… кусачками. Но надо поддержать такую приятную беседу.
— Что же ты мне не сказала? Я бы тогда так не спешил с гипнозом. Сначала измерил бы глубину, а потом…
— Не расстраивайся, — Веред улыбнулась, — ничего не потеряно.
— Пошли, — я прервал лирические излияния, — а то наши будущие соратники убегут.
— Соратники? — Веред совершила резкий переход от игривого настроения к своей профессиональной настороженности.