Канов тяжко вздохнул, развязал мешок и устроился чаевать со старателями на полу у очага.
Матрена усадила ребятишек рядом, взяла малыша на руки. Маша сидела напротив очага и молчала. Старик пил медленно, и его глаза счастливо щурились. Женщина поднесла кружку старшему, второму, третьему, выпила сама и остальное вылила в рот малышу. Тот хватил ртом воздух, всплеснул ручонками, сморщился и, закашляв, расплакался. Она сунула ему полоску замызганного сала. Он успокоился и принялся с удовольствием сосать лакомство.
Старик разговорился. Он пожаловался, что сын его Маркел все время в стадах оленевода Громова, дома почти не бывает и все заботы о семье взвалил на его старые плечи.
Маша пытливо поглядывала на Полозова, как бы чего-то ожидая.
Якуты быстро опьянели и улеглись спать на нары. Старатели разбросали оленьи шкуры и устроились на полу. Одна Маша сидела у очага и следила за огнем. В юрте стало темно.
Полозов задумался. Надо начинать работы, ставить палатку, а где? Метровый снег, впереди дикие морозы. Не ждать же до весны? Вспомнилась Ола, сестры. Он уже видел то мягкую улыбку Лизы, то сердитые глаза Лены. Вот он держит на руках девушку, чувствует ее дыхание. Ее волосы коснулись его щеки, и вдруг она крепко и ласково прижалась к его лицу.
Он вздрогнул и открыл глаза. Что такое? Рядом сидит Маша, заглядывает ему в лицо и нежно гладит его заросшую щеку.
— Маша?.. — не сразу пришел в себя Полозов.
— Приехал! Ой, как хорошо! Приехал ко мне? — шептала она. Он почувствовал ее жаркие губы.
— Постой… постой! Поговорим…
— Говори! Все говори.
— Я тогда в баране нашел желтую пулю. Откуда она у тебя, скажи?
В глазах ее застыл страх.
— Нельзя, — не спрашивай! Хочешь, я тебе дам фунт свинца? — она быстро наклонилась. — Я дождалась тебя… Подвинься. Пусти.
— Да ты что, Машенька? — Он испуганно отстранился и оглядел юрту.
Кругом спали. Отсвет угасающего огня пятнами вздрагивал в углу на стене и людях, покрытых мехами.
— Разве не для меня ты прошел дальний путь? Разве не для тебя бьется мое сердце? — заговорила она еле слышно. — Ждет оно.
Полозов не знал, что сказать.
Маша по-другому доняла его сдержанность. Она обхватила его шею.
— Ты рассердился, да? Пусть выгонят меня старики! С тобой я не боюсь! — И она прошептала ему на ухо. — Такие камни находят в Среднеканской долине. Там живет старик и мальчик…
Тут с гулом скатился оползень, и комья снега ударили в стену. Юрта дрогнула, все проснулись. Светало.
Старик встал и молча поставил чайник. Пока старатели пригнали оленей, запрягли, вскипел чай. Они быстро позавтракали и вышли из юрты.
Через некоторое время, загрузив нарты, старатели тронулись в путь. Они повернули оленей на старый след, чтобы подняться до Гербы и там свернуть на Среднеканский перевал. Полозов теперь знал, где следует начинать поисковые работы.
Подавленно брел Полозов за нартами. Встреча с Машей растревожила душу. Надо же было так! Может быть, она одна относится к нему так искренно и доверчиво.
Вот уже скрылась юрта. Река, описывая полукруг, образовала полуостровок. Он оглянулся. По берегу среди кустарника мелькала маленькая фигура на лыжах.
Маша? Чего она хочет? — Он повернулся и побежал по пробитой колее. Девушка скатилась на лед, скинула лыжи.
Он глядел на ее разрумянившееся лицо, блестящие черные глаза. Она подбежала.
— Вот и одни, как тогда. Возьми меня на руки, обними шибко, шибко.
Часть вторая
Глава первая
Солнце разогнало туман. Зеленоватые наледи огромными полями сверкали на Колыме. Вздрагивая, сбрасывали лиственницы хлопья снега. Тайга просыпалась, Уже спустились с сопок стайки куропаток и жировали по насту, общипывая набухающие почки карликовой березки.
Всю зиму Гермоген проболел — разогнуться не давала спина. Но лишь закурилась тропинка к реке, он вылез из юрты и пристроился на старом обрубке бревна. Миколка на оленьей шкуре примостился рядом.
Тоскливо с дедом. Теперь его мысли часто уносились к Петьке.
— Чего голову повесил? — Старик поглядел на внука. Кажись, испортил парня поездкой к берегу моря. Разгневался на него Дух Леса. Сохнет мальчишка. Тоскует.
Миколка сдвинул с уха шапку.
— Нарты, — прислушался он.
Старик оглядел реку.
По гладкому льду бежала упряжка. На высоких узлах сидел человек спиной к потягу и дремал, Он был в огромной медвежьей шубе, песцовой шапке. Второй стоял на коленях и притормаживал остолом разгоряченных собак.