— Ты снова видел его? Надо бы поймать или выследить, где он прячется?
— Зрил издали. Борзо убег.
Полозов промолчал. Видимо, за ними следит Саяки. Тут того и гляди, как бы не получить пулю в затылок. Полозов тревожился за Бориску и Софи.
— Пару часов вздремну и двину.
Канов не ответил. Полозов только разделся и лег, как за палаткой захрустел ледок и послышались шаги уставшего человека. Раздвинулся полог, и свет луны упал на его лицо.
— Кто? — вскочил Полозов.
— Сными! — Бориска повернулся спиной. На рогульках, точно на скамейке, сидел привязанный Софи. Голова его бессильно свисала на грудь.
— Что с ним? — Полозов снял старика и внес в палатку.
Бориска сел на чурбан, расстегнул куртку, вытер куском мешковины вспотевшую грудь и отвернул воротник. На его плечах багровели мозоли.
— Гляди! Долго таскал, — вздохнул он, облизав обветренные губы.
Канов поставил чайник, принес лепешки и снова взялся за починку одежды. Полозов осмотрел Софи. Рана взбухла, пожелтела, а в середине чернел наконечник стрелы. Опухоль красными буграми расползалась по спине.
— Может, разрезать, а то как бы не помер? — разволновался Иван.
— Дотронуться не дает, как резать, дурной башка! Все помирать будем, — хмуро проворчал Бориска.
— Сия краснота опасна! — подошел Канов, покачал головой. — Токмо вскрыть, — заключил он, отводя глаза.
— Вскрывать так вскрывать. Не помирать же ему. Кто будет? — Полозов посмотрел на товарищей.
— Себе могу, другой нет! — отрезал Бориска и вышел из палатки.
— Ты постарше. Давай, — посмотрел Иван на Канова.
— Надобно, но не мощен.
Полозов видел, что медлить нельзя. Он плеснул на лицо Софи холодной воды, тот открыл глаза.
— Стрела у тебя в ране. Надо вынуть. Потерпишь? — спросил Полозов.
Софи замахал рукой, застонал, и в его глазах блеснули слезы.
— Не позволю умереть, черт возьми! — заорал Иван. — Биться будешь, сяду верхом, все равно разрежу! — Он приказал Канову подготовить кипяток, крепкую заварку чая и чистую рубаху.
Полозов понимал: жизнь Софи зависит от его решительности, — и он волновался. А что если старик не выдержит боли? Или еще что-нибудь? Но когда он сказал Канову, что ему придется помогать, и увидел, как вытянулось лицо старателя, рассвирепел…
— Уходи тоже к черту! Справлюсь один! Вы как крысы!
Когда старатели вернулись, Полозов уже все сделал. Софи лежал на животе. Рана его была перевязана чистой рубахой Ивана.
В углу валялись окровавленные тряпки. На столе лежал наконечник стрелы. Полозов сидел одетый.
— Куда твоя собрался? — спросил хмуро Бориска.
— Да ты разве сообразишь? — добродушно усмехнулся Полозов. — Софи надо к фельдшеру. Пойду добывать оленьи нарты. Дней через пять ждите! Соберитесь, да и больной пусть немножко оклемается. — Он встал, надел шапку.
— Подождал бы, сыне, скоро рассвет!
— Остаюсь тут! Разведкам делать будим! — заявил Бориска. — Место видел.
— А жрать? А одежда? — спросил Полозов.
— Палатка есть. Штаны шить будим, рукавицы. Рыбам ловить. Зимовье рубить. Хуже видел… — отрезал татарин. — По ключу спускался. Верный дело…
Полозов пожал плечами. Он собрал узелок и, не прощаясь, вышел.
Уже рассветало. Над лесом изогнутым листком ветлы висел молодой месяц. С тополей сыпались жухлые листы. Дым от печки синеватой гарью затягивал пожелтевший лес. Полозов пошел к перевалу, за которым была Буянда.
До стойбища оленеводов на Коркодоне Мирон добрался перед ледоставом. Осень затягивалась. По первому льду не прошло ни одной упряжки. Наконец, как-то ночью прибыл на стойбище среднеколымский торговец мясом. Он направлялся на ярмарку. За чаем они с Мироном разговорились, и торговец согласился довезти его до Сеймчана.
За несколько верст до Сеймчана, возле якутской юрты, упряжка, остановилась. Торговец остался у знакомого якута, приказав каюру-юкагиру довезти Мирона до поселка.
И уже с каюром добрался Мирон до Сеймчана. Показалась деревянная колокольня, крыши домиков, поселок разбитых на снегу юрт. Каюр остановил упряжку. Мирон забрал свой узелок и пошел побродить по поселку. Он попал в самый разгар Ярмарки.
Торговали в юртах, с нарт и просто на досках, разложенных на козелках. На пустыре толпилось оленье стадо. Пастух по заказу покупателя выстрелом выбивал облюбованных животных.
Мирон долго ходил от одной группы к другой.
Его удивляли цены: простой топор стоил пять лисьих хвостов. Юркий приказчик из якутов, посмеиваясь, совал эвену кусок отрезанной ткани.