Почерк даже изменился у государыни… Сидит она больше, думает… вспоминает… Почему-то стала прошлое очень вспоминать императрица. Как будто утешить себя хочет блестящими картинами былого за серую тоску настоящего, за пугающий мрак грядущего дня…
Вот, вот они, юные, прекрасные, полузабытые, ушедшие давно из круга зрения, ушедшие даже из жизни, милые лица… Целые рои, вереницы, толпы знакомых, близких лиц, блестящих, незабвенных картин и минут!
Вот бедный замок, где прошло ее детство… Сестры Кардель. Первая быстро ушла. Осталась вторая, веселая, легкомысленная немного, живая француженка, но такая ласковая, терпеливая. И умная. Она научила девочку быть ровной, любезной со всеми. «Никого не обижай – тебя меньше обидят!» – твердила наставница.
Это пригодилось и потом бедной принцессе.
А вот ласковый, важный аббат Менгден, известный своим даром прорицания. Он глядит в глаза худенькой девочке, касается ее высокого, гладкого лба и говорит: «Я вижу здесь не одну, а три короны!»
Считает в уме императрица: «Российская, крымская и польская!» Верно. Предсказание сбылось. Значит, круг завершен? Или еще нет? А Византия для Константина? А корона Индии, а персидская митра? Или ими не придется увенчать старое чело?
Горько улыбается императрица…
А воспоминания бегут своей чередой. Вот тот, которому тоже в детстве пророчили несколько корон… Ее кузен, потом муж… Красивый сначала. Изуродованный оспой потом…
Ей больше повезло. В ожидании трона она жила среди простых людей, далеко от этого трона, вокруг которого самый воздух всегда ядовит… И научилась оставаться человеком, женщиной со всеми слабостями человека и женщины на самой высоте… Но живым человеком оставалась она. А он?.. Идея величия помрачила в нем человеческую душу, последний разум и разнуздала все грубые, животные страсти… И он погиб…
Прочь, прочь это воспоминание… Правда, она думала втайне, желала невольно.
Но не так ужасно… Не руками людей… Таких близких ей, с которыми она делили думы, радость и страсть юного женского тела…
Алексей Орлов… Он еще жив… Но теперь он не тот, каким был тогда… Прекрасный, мощный, как древний борец…
А брат его, Григорий, который еще дороже был юной Екатерине… И покинутой жене, и торжествующей царице… Сильно любила она его за его силу, за решимость…
Всё прошло… А вот и очаровательный красавец Понятовский… Теперь тоже старый, развенчанный король той Польши, которую она раздробила без пощады…
А еще в более глубокой тени прошлого выплывает облик красивый и лукавый.
Ее первая любовь – Салтыков…
Странно, самые важные события жизни этой женщины, ведущие к успеху и власти, переплетены с сердечными переживаниями, очень глубокими порой… Она не умела распутничать по расчету, как большинство женщин, окружавших ее при дворе Елисаветы… И не тешилась грубой чувственностью, как другие. Струю чувствительности вносила она во все свои связи, даже мимолетные… Отзвуки немецкой родины, страны женских вздохов и голубых незабудок…
Вот дни переворота… Ряды войск… Толпы народа… Тогда народ любил ее. Она умела окружающих по крайней мере привязать к себе: гвардию, жителей столицы… Она сумела покорить и Москву, которая сначала холодно отнеслась к «царице-немке». А теперь? Блеску – без конца… Но как мало любви! Почему?..
Вот начало царствования… Бецкой, Потемкин… Тоже широко одаренный человек с искалеченной, полубезумной душой… И все же он был лучше многих, таких выдержанных, лощеных… вот как Васильчиков, Мамонов, Зорич, Зубов…
Да, да, лучше этого баловня. Хотя тот мертв, а этот жив!
Но старая, опытная женщина умеет быть справедливой.
Единственное преимущество за этим – то, что он жив…
Немало их было… И все ушли.
Этот же здесь…
Давно оценила она своего последнего фаворита.
Вот он стоит перед нею, залитый блеском, женоподобной, кошачьей какой-то наружностью и манерами… Она любит кошек. Но мужчине не надо бы походить на них… Она знает, как и отчего покрываются влагой и маслом красивые глаза любимца, такие откровенно жадные, наглые порой, когда он, не стесняясь, выпрашивает новых даров. Он, украшенный всеми первыми отличиями империи, орденами, с ее портретом, осыпанным бриллиантами, на груди.
Да, ему, как Орловым, как Потемкину, как еще двум-трем самым дорогим людям, подарила Екатерина такой портрет – высшее отличие, какое в ее власти.