Однажды неприметным днем 1811 года Жан Лафит вышел на рассвете из своего дома в сопровождении двух молодцов, весьма смахивавших на телохранителей; возле Мясного рынка он спустился на дебаркадер и перескочил на палубу парусного баркаса, который сразу же отвалил, держа курс вниз по течению.
Путь был недолгий. В месте, где причалил Лафит, его уже ждали три оседланные лошади. Хозяин и телохранители проскакали около двух лье до одного из рукавов Миссисипи. Жан Лафит сел в длинную лодку, и тотчас восемь гребцов мощными взмахами весел вывели ее на середину протоки.
Рукава отходят от главного русла Миссисипи задолго до устья и самостоятельно впадают в Мексиканский залив, если только не упираются в озеро или болото, коим несть числа в заросшей влажными джунглями гигантской дельте.
Солнце уже близится к зениту, и гребцы берут ближе к берегу, чтобы оказаться в тени нависающих ветвей. В полдень Лафит приказывает остановиться на отдых. Потом снова долгий путь, ночевка в бухточке, в бунгало, сложенном из ветвей.
По мере спуска рукав реки расширяется все больше и больше. Впереди сверкает на солнце светлая полоса. Море?
Нет, озеро. Широкое, дикое, окруженное лесом. Кое-где на узких песчаных пляжах виднеются островерхие индейские хижины и вытащенные на берег пироги. Это озеро Большая Баратария, крупный водоем: двадцать километров в длину и десять в ширину. С южной стороны из него вытекает еще один рукав. Лодка Жана Лафита направляется туда, спускается еще на десяток километров и попадает в озеро Малая Баратария, также заканчивающееся протокой. Наконец открывается третья акватория, шириной с Большую Баратарию. Ее можно принять за озеро, но морской запах не позволяет ошибиться - это бухта Баратария, выходящая в Мексиканский залив.
Два плоских песчаных острова почти полностью закрывают доступ в нее со стороны моря. Острова носят названия Большая Земля (в память о Санто-Доминго) и Большой Остров. Узкий проход между ними скорее угадывается, но именно в труднодостунности и заключалась ценность бухты Баратария.
Как и озера, она окаймлена лесом. Если смотреть со стороны открытого моря, то за островами виднелись вертикальные голые стволы: то были мачты кораблей. Целая флотилия скрывалась в Баратарии, причем это были не речные или озерные суда, а корабли, предназначенные для далеких океанских походов. В открытом норе они наводили страх, а здесь, спрятанные за песчаными островами, выглядели буднично и мирно.
Это было классическое "пиратское логово", тайное убежище Жана Лафита и одновременно источник его богатства и влияния.
Горстка пиратов-кустарей обосновалась в протоках и потайных рукавах миссисипской дельты еще в 80-х годах XVIII века. Верткие суда входили в бухту, пираты тут же перегружали товар на баркасы или лодки и поднимались по протокам и рукавам через два озера Баратария к Новому Орлеану. Сбыв награбленное, разбойники растекались по притонам Бассейной улицы.
Режим свободной конкуренции продлился несколько лет и с неизбежностью породил смуту. Пираты всех мастей и национальностей стали стягиваться в Баратарию. Старожилы начали ворчать: "В бухте и так тесно!" Капитаны обвиняли друг друга в переманивании матросов, бесчестной конкуренции и даже кражах награбленного! Ссоры перерастали в стычки, лилась кровь. Постепенно примитивное сообщество разбойников пришло к заключению: "Нам нужен вождь!", и взоры всех обратились к Жану Лафиту - человеку, наиболее преуспевшему в делах.
- Кузнец, стань нашим босом!
Бос (с одним "с") - слово неизвестного происхождения - на жаргоне пиратов означало "хозяин", "шеф".
С этого момента начался новый этап в карьере Жана Лафита, открывший заключительную страницу в истории Флибустьерского моря.
Выбранный босом, Лафит вознамерился превратить пиратский промысел в крупномасштабное предприятие. Спустя несколько недель после того, как он взял в руки бразды правления, посредники в Новом Орлеане получили извещение, что пираты больше не намерены тайком доставлять им товар. Если маклеры хотят и дальше вести дела, пусть изволят сами являться на оптовый рынок.
Спустившись по рукаву Баратария, пройдя большое и малое озера, новоорлеанские дельцы добирались до острова со странным пирамидальным холмом, носившим название Храмового:
на вершине его выступали из растительности каменные сооружения, указывавшие на то, что здесь некогда находилось святилище индейцев. Теперь на холме было святилище богу наживы - обширные склады, куда поступала добыча с судов, возвращавшихся из пиратских рейдов. Здесь же устраивались и торги, на которых с аукциона шли партии награбленного товара.
Жан Лафит проводил несколько дней в Баратарии, после чего возвращался в Новый Орлеан, появлялся в "Кафе беженцев", приглашая на ужин полезных людей, которым был полезен и сам. Благодаря "кузнецу" они делали хорошие деньги и, пользуясь своим влиянием, улаживали отношения с таможней и полицией в случае каких-то осложнений.
Сказать, что Жан Лафит вел двойную жизнь, было бы неверно. У него была тройная, если не четверная жизнь. Он появлялся не только в городе и Баратарии. В сезон, когда спадала жара, в деревнях выше по течению Миссисипи устраивали танцы; частенько к вечеру там раздавался радостный возглас: "Жан Лафит приехал!" Он прибывал на маленьком паруснике в сопровождении нескольких молодцов, улыбающийся, веселый, щедрый, угощал направо и налево и проходил круг-другой в танце с местной красавицей, чье сердце чуть не выпрыгивало из груди от счастья. Такой праздник запоминался надолго. Босу льстила популярность. Пользуясь случаем, он успевал шепнуть сельским парням, что морской промысел куда веселей и прибыльней полевой работы.