Тоша смотрел на мутную, сверкающую линзу неба, защищенного от недругов панцирем. Рассматривал дальние стены Спадбурга, обнимающие горизонт бетонными объятиями. Глядел на паутину садов, теплиц и предприятий, на которых трудились люди, чтобы очистить пищу, одежду и саму атмосферу от ГМО. И конечно, не мог отвести глаз от натертой до блеска алюминиевой сферы, которая, подобно огромному пауку, засела в самом центе города. Там обитал ИИ, который являл собой умы, голоса и жизни их предков, основателей проекта «Исток». Тоша задавался вопросом, знает ли уже Родитель о том, что в Спадбурге, пять столетий спустя, вновь появился представитель homo sapiens? И мог ли он надеяться на то, что его отведут познакомиться с Родителем лично по такому случаю?
Линза неба пошла рябью, изменяя настройку погоды, и Тоша охнул от пронзившей его голову боли. Как не пытался, он не мог обратить взгляд к небосводу без тычка в затылок, и наконец отвернулся от окна.
Тоша вынул из кармана бежевых шорт внешний мозг — разработку ученых «Истока» последнего столетия. Этот небольшой прибор мог заменить функции вживляемого под кожу чипа и даже превосходил его по вариациям использования. Уже два поколения Спадбург был зоной свободной не только от философии homo cynthia, но и от чипов — самой первой и самой ходовой разработкой «ЗАСЛОНа».
Мальчик подумал о том, чтобы набрать своему куратору и сообщить об участившихся болях, но передумал: последний отчет о своем состоянии Тоша предоставлял «Истоку» всего полтора часа назад. Они уже осведомлены о том, что он испытывает дискомфорт, и наверняка работают над его устранением.
Тогда Тоша отыскал порядковый номер Кати — девочки, с которой по предписанию ученых «Истока» ему предстояло сформировать семейную пару по достижению совершеннолетия и отдать их общего ребенка для опытов на цокольный этаж лаборатории, откуда вышел он сам. Наверняка до Кати уже дошел слух, что ее партнер стал homo sapiens. Как же ей и их будущим детям повезло!
Тоша приложил внешний мозг к уху. Слушая треск, с каким обыкновенно налаживалась связь, он прилег на подоконник и низко опустил глаза. На небесную линзу мальчик все еще смотреть не мог.
— Тоша?
— Привет. — Он слышал шорох полотенца, которым Катя водила у самого уха. Девочка только вернулась с планового обливания холодной водой на сквозняке в рамках процедуры заражения простудой — наиболее распространенной и крайне простой в приобретении среди homo sapiens болезни. Пока «Истоку» не удалось простудить ни одного ребенка, но ученые не сдавались и пробовали достигнуть цели так и эдак, закапывая холодную воду в нос, уши и призывая полоскать ею горло. Тоша верил, что рано или поздно, как и в случае с раком, истоковцам удастся добиться своего, и даже прислушался к голосу Кати — не появилось ли характерного хрипа или заложенности дыхательных путей? Но девочка говорила, как и обычно, чисто и ясно. Что ж, все у нее еще только впереди, а если нет — Тоша прославит ее имя. — Ты же слышала новости?
— Конечно. Поздравляю! Об этом все говорят.
— Здорово, правда? — Тоша глянул на мерцающее небо и охнул от боли — чуть громче, чем того требовал тупой толчок на самом деле. — У меня так раскалывается голова — ты себе не представляешь.
— Потрясающе! Все, как и говорили Родитель с куратором. И какого тебе, Тоша? Какого быть homo sapiens?
— Сложно сказать, — протянул Тоша, и тут же спохватился: — На самом деле, немного непривычно. Боли неравномерные. Вроде болит голова, а я чувствую дискомфорт в глазах, плечах, иногда даже в зубах. Как думаешь, получится у нас передать по наследству мои гены?
Катя хихикнула, и Тоша воодушевленно продолжил:
— Мы с тобой можем возродить вид homo sapiens, только представь! Мы и наши дети положим начало…
— Твои дети положат начало, Тоша, — мягко сказала Катя. — Я к этому не имею отношения. И очень жаль.
— Мои гены — самые ценные, — согласился Тоша, но благородно добавил: — однако именно ты удостоишься чести их выносить.
— Ты это серьезно?
— Конечно.
— Разве тебе еще ничего не говорили?
Тоша нахмурился.
— Не говорили о чем?
— О том, что ты скоро умрешь.
Тоша свел брови еще ближе к переносице. Но секунду спустя все-таки улыбнулся, потому что над шутками было принято смеяться.