Керл толкнул дверь и вошел в просторный, тускло освещенный зал, который и был конверторным модулем. Огромное пространство помещения было совершенно пустым, если не считать массивной, опутанной множеством причудливых приборов трубы конвертора, сиротливо приткнувшейся у одной из стен.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что в модуле никто не прячется, Керл направился к конвертору. В этот миг отворилась неприметная дверь, и появился генерал Сатг в сопровождении десятка рейнджеров.
— Я победил, генерал! — хрипло сказал Керл.
— Да, это так, — согласился Сатг.
— Теперь ты убедился, что один гладиатор стоит сотни твоих хваленых рейнджеров! — Посьеррянин не ответил. — Теперь ты отпустишь меня?
Генерал покачал головой.
— Нет. На твоей совести жизни многих граждан Посьерры. Лично я прощаю тебе это, но Пацифис не может позволить подобной роскоши.
— Это означает, что ты не сдержишь свое слово?
— Сдержу. Тебя расстреляют. А мой друг Тулт Данлоэ будет извещен, что гладиатор Керл Вельхоум не справился с данным ему заданием. На изготовку!
Рейнджеры дружно вскинули чопперы.
— Не торопись, генерал! — Керл поднял руку и продемонстрировал пластиковый кружочек синхронизатора. — Видишь вот эту штуковину? Сейчас я сожму ее, и мы все вместе взлетим на воздух!
Сатг усмехнулся.
— Твой фокус не удался, я разгадал твой план. Рейнджеры уже осмотрели контейнеры с грометолом и извлекли из них гранаты. А сейчас идет разгрузка энергореактора. Так что можешь умереть спокойно.
Окровавленное лицо Керла превратилось в жутко улыбающуюся маску.
— Это не та граната, генерал. Эту я подсунул под резервный пульт.
— Ты блефуешь, — медленно выговорил Сатг, но Керл заметил, что генерал побледнел.
— Проверим! — сказал гладиатор и начал медленно сжимать пластиковый комочек.
— Стреляйте! — что есть сил заорал Сатг. — Стре..!
Чопперы плюнули мелтановым огнем. Не менее десяти импульсов вонзились в тело Керла, прожигая гимпиор, один угодил в голову, а еще один в руку — точно в то место, где лежал синхронизатор. Гладиатор еще не успел рухнуть, как в недрах энергетического модуля грохнул взрыв. Осколки изрешетили резервный пульт, пробив предохранительные цилиндры, и начался аварийный выброс энергии, количество которой значительно превышало критический уровень, на который был рассчитан энергореактор.
Десять стремительных мгновений.
Десять — генерал Сатг разевал рот в безмолвном крике…
Девять — рейнджеры остервенело рвали импульсами мертвое тело Керла…
Восемь — в их глазах появился ужас…
Семь — они повернулись к выходу из конверторного модуля…
Шесть — крича и толкаясь, бросились вон…
Пять — рейнджер Миклин Хардецки вскинул чоппер и прострелил голову генералу Сатгу, который загораживал ему дорогу…
Четыре — орущее месиво покатилось по узкой лестнице…
Три — гулко бились сердца…
Два — жизнь была сладка, и паци на что–то надеялись…
Один — смерть была всего в шаге, но они еще на что–то надеялись…
И прогремел взрыв, от которого содрогнулась планета. Когда гигантское облако рассеялось по горизонту, новороссы обнаружили, что купол–убийца бесследно исчез. Вместе с ним растворилась в плазменном облаке большая часть Особого корпуса Посьерры.
Это был прекрасный салют в честь гладиатора Керла Вельхоума, но Керл не увидел его. Он вновь умер на десять секунд раньше…
Десять быстролетных мгновений. Было до слез обидно, Керл попытался куснуть губу. Мягкая рука коснулась его головы.
Сейчас десять часов по сомметанскому циклу. Только что мы вошли в Систему Радуги. Через шесть дней наше путешествие будет закончено.
Шесть дней. Паци здорово спешили. «Инферно» держал крейсерскую скорость. Они торопились доставить Керла Вельхоума на Соммету, где ждет суд. И толпы паци придут поглазеть на беспомощного гладиатора. Последнего гладиатора. Сотни сытых, веселых, похожих один на другого паци. Словно розовощекие пауки, выпущенные из одной банки. Они не пьют водку — это не модно. Они не курят ганыпу — это вредно, это удел астронавтов, предпочитающих дарующий грезы наркотик тяжелым думам и онанизму. Они бегают трусцой и следят за дыханием. Они прекрасно знают свои права и ссылаются на них при каждом удобном случае. Они обожают длинные паци–проповеди и много говорят о мире. Их женщины одинаково приветливы и доброжелательны. У них мягкие руки и безвкусные губы. В постели они обычно думают лишь о том, чтобы выглядеть пристойно. Соммета, Посьерра…
У нее тоже мягкие руки. И губы — мягкие, но страстные, жгучие, словно телапотанский синий перец. Белонна… В последний раз он повстречал ее на Белонне.
— Ты меня слушаешь?
Керл чуть шевельнул ресницами.
— В Тааме тебя ждет суд. Совет Пацифиса поручил мне ознакомить тебя с приблизительным списком обвинений, которые тебе будут предъявлены.
«Почему ты занимаешься этим?» — хотел спросить Керл.
Она тут же ответила:
— Скорей всего, твоим защитником на процессе буду я.
«Ты? Палач, защищающий казненную им жертву?!» — Керл мысленно расхохотался. Она не обратила внимания на его смех и заметила, поправляя синтикоровую подушку, хотя в этом не было никакой необходимости:
— Я ведь имею юридическое образование.
— Да, эти паци со столь чистыми взорами и грязными душами много знали и много умели. Взять хотя бы Лайта Пазонса, генерала Сатга или, например, ее. Ее… Девушку с голубоватой кровью и неутомимыми мышцами. Она крутила мечом вдвое быстрее Керла и к тому же была ослепительно хороша. У него не было шансов выиграть.
— Пункты с первого по двести сорок пятый. Они идентичны. Формулировка обвинения одинакова. Предумышленное убийство. По законам Пацифиса по каждому из этих обвинений суд вправе приговорить тебя к пожизненному заключению. При смягчающих обстоятельствах этот срок может быть снижен до десяти лет…
Керл едва не захлебнулся от смеха, представив, как он отбывает двести сорок пять пожизненных заключений. Подарите мне двести сорок пять жизней, и я отбуду их все! А если вы еще и вернете мне мое тело, то я уйду от вас! Ведь нет такой тюрьмы, из которой не смог бы убежать гладиатор Керл Вельхоум! И поэтому:
— Если суд обнаружит отягчающие обстоятельства, тебя ожидает смерть на электрическом стуле.
Прекрасно! Говорят, что мощные электрические разряды могут пробудить омертвелые мышцы. Тогда он порвет свои оковы и встанет. И подарит своим судьям смерть, ибо обрекающие на смерть других всегда должны быть готовы умереть сами. Двести сорок пять смертей… Они хотят осудить его за убийства, которые он не совершал. Ведь это была игра. Смертельная игра, участники которой знали, на что идут. Керл был уверен: они не в обиде на него, подарившего им смерть. По крайней мере те, кого он уважал, те, кто могли убить его. Гет Махров, Мирм Оэргаум, Эрн Торландер, стремительный, словно кошка, Андреев, гигант Джон Кэрдом по кличке Малютка, Диг Фейстерс, Фил Успинскй, с которым он дрался на розовом астероиде, великолепный Шер–Шер — после боя с ним Керл полгода мочился кровью, Ниринг, Форд Сейкер. Их было много. И все они умерли. Их имена стали забываться. Керл гордился победами над ними, как они, будь чуть удачливей, гордились бы победой над ним. То были ветераны Гильдии, уважительно относившиеся к смерти и друг к другу.
Барри Гилмор — он мог подарить Керлу легкую смерть, и тогда великий Вельхоум лежал бы сейчас в Пантеоне, а на его саркофаге из жирно–черного базальта красовалось бы число 244. Впрочем, Пантеона уже нет.
А она могла бы стать двести сорок шестой, но Керл сам не захотел этого.
Зачесалась левая нога. Она не заметила этого, а Керл не захотел пожаловаться. И зачем она говорит все эти глупости, перечисляя имена, давно канувшие в лету, и забавно шевеля маленькими, розовыми теплыми губками? Разве ему теперь это нужно?